Такая игра позволяла выявить всех сотрудников ЦРУ в своем
ведомстве. Она позволяла рискнуть и сорвать крупный куш, сумев разом избавиться
от всех подозрительных и уже завербованных агентов. Она позволяла, подставив
Осинского, начать свою игру. А потом они подставили и Дронго. И все было бы
хорошо, если бы не этот тип, сумевший-таки все выяснить. Он сорвал не просто
игру Фонда. Он вывел их противостояние со спецслужбами мира на другую, более
высокую ступень. И хорошо начавшаяся игра грозила обернуться не просто
поражением, а крахом.
Теперь нужно было ожидать мощного ответного удара. Оливейра
знал, что на этот счет существуют специальные планы. Знал, насколько страшным
может быть возмездие. Фонд был слишком мощной, слишком разветвленной
организацией, чтобы его можно было уничтожить одним ударом, он напоминал
многоголовую гидру, которая с потерей одной головы отращивала две новые.
Но даже он – Рамон Оливейра, один из самых высокопоставленных
сотрудников Фонда, принятый в орден еще пятнадцать лет назад, не знал и не мог
знать, кто именно стоял во главе Фонда. Кто был фактическим руководителем их
ордена. Наивные люди полагали, что все масоны в массе своей были иудеями. Неистовый
Оливейра знал, что это не так. Но он не знал имени Великого Магистра. Это была
самая большая тайна Фонда: имена Великого Магистра и четверых его заместителей.
Оливейра подозревал, что Асанти мог знать имя, но никогда об этом не спрашивал.
В их Фонде не поощрялось любопытство.
Сегодня вечером, на концерте, нужно быть готовым к любым
неожиданностям. Оливейра пошел одеваться. Нужно будет держать Джорджа Осинского
под строгим контролем. Теперь он опасался любой неожиданности.
На концерт они поехали, как обычно, вместе. Осинский нервно
теребил пальцы, а Оливейра смотрел по сторонам, словно ожидая увидеть нечто
невероятное. Он понимал, что Дронго может появиться в любую минуту, и он боялся
этого появления. Но самым страшным было бы появление Барбары. Если Дронго никто
не знает и его заявления будут лишь голословными обвинениями, пусть даже и
очень неприятными, то с Барбарой все обстоит несколько иначе. Ее знали многие,
ей верил Джордж Осинский. И это обстоятельство может оказаться решающим. Он
посмотрел на сидевшего рядом бледного композитора. От этого идиота можно ждать
чего угодно.
Зал был переполнен. Осинского сразу отвели в ложу для
почетных гостей. Дирижер лично явился, чтобы поприветствовать американского
гостя. Маэстро был явно не в духе, и дирижер, привыкший к подобным настроениям
среди композиторов, поспешил удалиться.
Концерт начался в точно условленное время. Оливейра, сидя
рядом с Осинским в ложе, все время смотрел в зрительный зал, словно ожидая
увидеть чудо. Зрители восторженно приветствовали каждое исполнение.
Оливейра продолжал наблюдать за залом. Он помнил слова
Асанти о чрезвычайном варианте. И знал, что это может означать. Этого он боялся
более всего. Такие действия означали бы, что они впервые бросают вызов,
настоящий вызов всему цивилизованному человечеству. И Рамон Оливейра не был
уверен в том, что они будут победителями в этой трудной схватке.
Он в очередной раз навел бинокль на зрительный зал. Многих
Оливейра знал в лицо. Сюда собрались те, кто обязан был по должности посетить
этот концерт, отметившись на нем, как на обязательном мероприятии. Оливейра
посмотрел на часы. Скоро объявят перерыв. Он незаметно вздохнул. Кажется, все
идет нормально. И в этот момент увидел Дронго.
Оливейра не поверил своим глазам. Он торопливо схватил
бинокль. Это был действительно Дронго. Дрожащими руками Рамон Оливейра опустил
бинокль. Кажется, Асанти прав. Им придется прибегнуть к чрезвычайному варианту.
Глава 37
Оливейра едва дождался перерыва. Он не мог прийти в себя.
Как посмел этот негодяй явиться на концерт?!
Значит, группа Асанти ничего не добилась. Видимо, напрасно
ждать от них каких-то известий. Раз Дронго сидит в театре, все кончено. Группа
Асанти уничтожена, и теперь нужно думать о чрезвычайном варианте, возможном в
случае открытого нападения на их центр в Женеве.
– Сегодня играют гораздо лучше, чем в
Амстердаме, – заметил вдруг самодовольный Осинский.
– Что? – отвлекся от своих мыслей Оливейра.
– Хорошее исполнение, – кивнул на сцену Осинский.
Оливейра с неожиданной ненавистью посмотрел на маэстро.
Привыкший к его капризам, он часто удивлялся своеобразному выбору судьбы.
Будущий президент США и этот никчемный композитор, музыкальные способности
которого не поднимались выше среднего. Чтобы стать настоящим другом сенатора
Доула, представляющего штат Канзас в сенате США, его земляк, композитор Джордж
Осинский, должен был быть не просто известным человеком. Он должен быть
всемирно признанным гением, композитором с вселенской известностью. Только так
можно обратить на себя внимание Доула, стать его приятелем и оказать в будущем
те услуги, которые он обязан будет оказывать, даже не подозревая об их истинном
значении.
Аналитики Фонда провели довольно серьезную работу, прежде
чем определили наиболее подходящую кандидатуру. Доул, в отличие от Клинтона,
был более замкнутым человеком, не очень легко сходившимся с людьми. Возможно,
сказывался и возраст. Доул годился по возрасту в отцы более молодому президенту
США Биллу Клинтону. Именно поэтому выбор кандидата был очень ограничен. С одной
стороны, это должен быть человек, через которого можно будет проталкивать
некоторые интересные идеи и узнавать реальное положение дел, то есть человек
достаточно слабохарактерный и уступчивый. Любая аналитическая служба обычно
рассчитывала на таких агентов влияния. Была еще и вторая группа – ранее
завербованных агентов, в силу каких бы то ни было причин отказавшихся от
исполнения своей роли или обладавших непомерным честолюбием, амбициями,
стремлением к лидерству. С такими было гораздо труднее работать, но такие
приносили и больше пользы.
Однако рядом с Доулом при всех обстоятельствах не мог
появиться очень сильный лидер или обладающий ярко выраженными честолюбивыми
амбициями политик. Доул просто не сошелся бы с таким человеком. Значит,
необходимо было подобрать кандидата, с которым, с одной стороны, обязательно
захотел бы сойтись Боб Доул, а с другой – который ни при каких обстоятельствах
не вышел бы из подчинения людей Фонда. И единственной кандидатурой был Джордж
Осинский, но только в том случае, если он действительно станет мировой знаменитостью.
Оливейра еще раз посмотрел на Осинского. Конечно, он
подходил. Но кто мог подумать несколько лет назад, что из-за разработки именно
этого агента влияния появится Ястреб и, как следствие, сам Дронго. И хотя
Ястреб был уже уничтожен, проблемы, связанные с Дронго, не только не отпали,
но, наоборот, стали очень тревожными, заставив задуматься о будущем Фонда.
С самого начала было ясно, что вся подобная операция будет
проходить под пристальным вниманием спецслужб, но то, что произошло, оказалось
неожиданностью даже для аналитиков Фонда. Специалисты ЦРУ и МОССАДа,
подключившиеся к этой операции и, казалось, действующие по своим четким схемам,
внезапно решили объединиться в едином стремлении покончить с незаконной
деятельностью Фонда.
