Дронго поморщился.
– Пока еще его не убили.
– Это нас не касается, – отмахнулся
генерал, – это дело контрразведки. У нас свои приоритеты и свои задачи.
Поэтому мы принципиально не вмешивались в вашу операцию, решив, что вы сами по
возвращении расскажете нам обо всем.
– А если бы я не вернулся?
Генерал смутился. Потом быстро сказал:
– Мы были уверены в ваших профессиональных
возможностях. Вы не могли не вернуться.
– Что вы хотите знать? – устало спросил Дронго.
– Все. Все, что вы помните. Конечно, об этом Фонде. Об
их источниках финансирования, о работе их агентуры. О работе МОССАДа. Ваши
наблюдения о специфике их работы, о работе их сотрудников. В общем, все, что
вам удалось узнать.
– Вы разве ничего не знаете про этот Фонд?
– Кое-что знаем. Но вы должны нам помочь. И мы
надеемся, что с вашей помощью узнаем больше.
– Фонда больше не существует.
Генерал засмеялся скрипучим, жестким, неприятным смехом.
– Не говорите глупостей, Дронго. Фонд будет всегда. Это
не просто научно-исследовательский институт, занимающийся проблемой разведения
птичек. Это мощный центр, имеющий солидные финансовые возможности и связи.
Гибель нескольких людей ничего не решает.
– Примерно так же считает и руководство МОССАДа.
– Вот видите. Поэтому не стоит обольщаться. Такие фонды
будут всегда. Пока в них есть огромная необходимость.
– Они одержимы химерой власти, – с отвращением
сказал Дронго. – Они просто безумны в своих заблуждениях. Эти люди
исповедуют культ силы, считая, что все проблемы человечества можно решать с
помощью интриг и заговоров.
– Тем не менее им удается иметь своих людей во многих
странах мира, – заметил генерал. – Вы знаете, что сейчас на Ближнем
Востоке позиции Франции и США не совпадают. И я бы не связывал это только с
разногласиями дипломатов. Ведь Клинтона в Америке поддержали крупные банки,
ориентированные на европейский капитал. А во Франции Ширак стал президентом
только благодаря поддержке ультраправых, которые в большинстве своем ярые
антисемиты. Может, поэтому Франция выступает сейчас за равный диалог между
Израилем и Ливаном, а позиция США односторонне ущербна.
– Если выяснится, что и вы антисемит, я просто сойду с
ума, – засмеялся Дронго. – Господи, это же так просто! Тысячу лет
убивали евреев, преследовали их по всему миру, организовывали погромы и сжигали
их на кострах. Шел не просто естественный отбор. Шел жесточайший отбор самых
умных, самых хитрых, самых изворотливых. Только такие могли уцелеть, могли
выжить. И, конечно, сегодня среди них много выдающихся людей – финансистов,
политиков, бизнесменов, деятелей искусства. Нельзя ненавидеть людей только за
то, что они умные и талантливые. Нельзя ненавидеть людей за то, что в
большинстве своем они лучше умеют самоорганизоваться, обладают тысячелетним опытом
выживания. Надо просто признавать их право существовать в этом мире.
– А я ничего не сказал, – обиделся генерал. –
Есть и некоторые объективные данные. Они используют свои связи, чтобы усилить
свое влияние во всем мире.
– Ну да. Поэтому неистовствующие антисемиты и создают
такие фонды, тайные общества, пытаясь защититься от евреев. А те, в свою
очередь, противостоят этим фондам, создавая свои различные общества, и
соперничество выходит на новый виток. И каждой стороне бывают нужны свои агенты
влияния. Свои проводники идей, которые могут влиять на известные события.
– Да, – мрачно кивнул генерал, – это нам
знакомо. Я раньше работал в Первом Главном управлении, в КГБ, знаю, как это
делается.
– Вы опять подозреваете масонов или сионистов?
– Нет, – усмехнулся генерал, – конечно, нет.
Все было гораздо хуже. На наше противостояние с Америкой это сильно наложилось.
Лишь некоторые наивные люди полагали, что романтик Горбачев в одиночку расшатал
и свалил колоссальное здание Советского Союза, организацию Варшавского
Договора, СЭВ. Это совсем не так. Американцы переняли этот опыт, о котором вы
сейчас говорите. Они создали целую сеть своих агентов влияния, воздействуя
через них на различные стороны жизни нашей страны.
– Опять заговоры? – снова поморщился Дронго.
– Не совсем, – серьезно ответил генерал. – Я
возглавлял специальную аналитическую группу и готовил доклады для председателя
КГБ Крючкова, который относил их сначала генеральному секретарю, позднее
ставшему президентом, Михаилу Сергеевичу Горбачеву. У нас была масса фактов.
Вспомните, что произошло, когда начался развал страны. Десятки, сотни известных
людей стали стипендиатами различных американских фондов, стали выезжать за
границу за их счет, устраивать своих детей и внуков на учебу за рубежом, читать
лекции в американских университетах, издавать свои книги, словно их
действительно собирались читать в Америке. Сколько среди них было известных
людей! Конечно, они не были ни разведчиками, ни осведомителями, ни агентами
ЦРУ. Но они объективно работали на другую сторону.
– Вы хотите сказать, что ЦРУ имело у нас своих агентов
влияния?
– Да, имело. Это была абсолютно точная, проверенная
информация, которую мы получали из Америки. Можете вспомнить фамилии всех тех,
кто кормился за счет различных фондов. Наши академики и профессора, наши
политологи и журналисты… Все это было не так просто.
– Может быть, – согласился Дронго. – В таком
случае нужно было составить их список и доложить президенту страны.
– Доложить, – горько усмехнулся генерал. –
Что вы об этом знаете?! Председатель КГБ трижды докладывал Горбачеву о том, что
агенты влияния есть и в его ближайшем окружении.
– В вас говорит чувство неудовлетворенности, –
осторожно заметил Дронго, – вы все еще живете реалиями тех лет.
– Реалиями тех лет, – повторил его слова
генерал. – Несколько лет подряд, пока мы говорили о том, что в ближайшем
окружении Горбачева сидит агент влияния, нам никто не верил. Просто никто не
верил. Говорили, что у нас непроверенная информация, что мы снова хотим начать
«охоту на ведьм». Но сейчас-то все должны понять, что мы говорили правду. Нашим
агентом в ЦРУ был руководитель специальной программы по дестабилизации КГБ и
СССР, кадровый разведчик ЦРУ Олдридж Эймс. Теперь-то все знают, что мы говорили
правду. Что некоторые очень видные политики действительно были агентами влияния
американцев, о чем нам сообщал Эймс. Мы просто не имели права раскрывать его
донесения. Но даже сейчас нам не верят. Даже после того, как Эймса арестовали и
он сознался, что работал на нас с восемьдесят пятого года.
– Я об этом не знал, – нахмурился Дронго.
– Мы многого сами не знали. Только сейчас узнаем
некоторые факты. И понимаем, кто был кем. Эти фамилии сегодня знает каждый из
хорошо осведомленных журналистов. Просто поверить в это не все хотят. Потому
что поверить – значит согласиться.
