Приглушив чувство пустоты, которое было его постоянным спутником, он сосредоточился на женщине, сидящей напротив.
– И я, как злой начальник, собираюсь вам за это отомстить, угостив вас ужином.
– Нет, вы собираетесь угостить себя. Я здесь только потому, что должна буду отвезти вас домой.
– Вы тоже будете есть. Мне попросить два отдельных счета?
Она придвинула меню ближе к себе:
– Если хотите.
– Да вы не человек – кремень. – Чарльз приподнял меню, чтобы Элизабет не заметила его улыбку. К нему вернулось хорошее расположение духа. Он был рад, что пригласил ее составить ему компанию. – Нет, я не хочу отдельные счета. Чего я хочу, так это выпить. Думаете, бармен умеет готовить хороший мартини?
– Уверена, он умеет смешивать напитки.
– Смешать джин с вермутом может любой дурак. Чтобы приготовить мартини, нужен мастер.
Элизабет опустила меню:
– Не знала, что работа за барной стойкой – это искусство.
– Для того чтобы приготовить хороший напиток, нужно обладать мастерством.
К его удовольствию, она улыбнулась:
– Вижу, вы сноб в том, что касается напитков.
– Да, и для тех, кто плохо их готовит, у меня нет никаких оправданий. – Он сделал знак официантке. – А теперь расскажите мне, почему вы не тусуетесь в барах в пятницу вечером?
– Я нигде не тусуюсь. У меня есть ребенок, забыли?
– Он старшеклассник. Думаю, в его возрасте ему уже не нужна нянька.
– Вы шутите? Эндрю сейчас как раз в том возрасте, когда за ним нужен глаз да глаз. Уверена, вы помните, чем занимаются подростки в старших классах.
– Слишком хорошо.
– Я тоже. – Хотя она пыталась говорить небрежным тоном, ей это не удалось. В ее голосе слышалось сожаление, а глаза смотрели куда угодно, только не на него.
– Что у вас случилось? – спросил Чарльз.
Элизабет опустила ресницы, и они отбросили на скулы тени в виде полумесяца.
– Эндрю случился.
– О. – Теперь ему все стало ясно. – Вы боитесь, что Эндрю и его подружка… – Вместо того чтобы договорить, он поднял бровь.
– Ему семнадцать, и он влюблен. В этом возрасте ты думаешь, что счастье может длиться вечно.
Что-то в том, как Элизабет это произнесла, задело Чарльза за живое. До этого она упоминала, что отец ее сына не принимает никакого участия в его воспитании. У него возникло подозрение, что этот мерзавец причина многих ее бед.
– Знаете, не каждый подросток помешан на сексе, – успокоил он ее. – В любом случае вероятность того, что ребенок совершит ту же ошибку, что и его родители, очень невелика.
– То есть вы хотите сказать, что мне следует расслабиться, потому что статистика позволяет мне это сделать?
– Нет, вам следует расслабиться, потому что таков приказ вашего босса.
– Ну, в таком случае…
К ним подошла официантка. Элизабет заказала блюдо дня и местное пиво. Немного поколебавшись, Чарльз сделал то же самое.
– А как же мартини? – спросила Элизабет, когда они снова остались наедине.
– Я решил не рисковать. Я заказал то же, что и вы, чтобы в том случае, если мне не понравится, было кого винить.
Элизабет рассмеялась. Чарльз никогда не слышал ее смеха, поэтому даже не подозревал, что он такой красивый. Что во время смеха в уголках ее глаз появляются лучики морщинок, а на щеках – очаровательные ямочки. То, что он стал причиной всего этого, вызвало у него чувство удовлетворения.
– Вам следует чаще смеяться, – сказал он. – Это вам к лицу.
«Так же, как и румянец на щеках».
– Я смеюсь, – ответила она, поигрывая вилкой.
– Только не на работе. – По крайней мере, не в его кабинете.
– Если бы вы шутили, я бы, возможно, смеялась.
– Пытаетесь сказать, что я слишком серьезный?
– Не уверена, что «серьезный» – это то слово, которое я бы употребила.
Официантка вернулась с напитками. При виде толстого слоя пены поверх темно-коричневой жидкости Чарльз попытался сдержать гримасу. Покашливание Элизабет дало ему понять, что попытка не удалась.
– Вижу, о пиве вы знаете столько же, сколько о хоккее.
– Не забывайте, в институте я был младше своих однокурсников.
Чарльз сделал глоток пива. Как он и ожидал, оно оказалось горьким.
– И какое слово вы бы употребили? – спросил он, возвращаясь к предыдущей теме. – Или вы слишком воспитанны, чтобы говорить такие слова?
Ему понравилась ее самодовольная ухмылка.
– Пугающий. Люди вас боятся.
– Я знаю. – Немного помедлив, он добавил: – Но вы не боитесь.
– Больше не боюсь.
– Что изменилось?
Подавшись вперед, она подперла рукой подбородок. В свете неоновых ламп на стене за стойкой волосы у нее на макушке казались красноватыми.
– По правде говоря, я не знаю.
Их взгляды встретились, и Чарльз прочитал в ее глазах одобрение, которого ждал весь день. Чувство, охватившее его при этом, было сложнее, нежели просто физическое желание. Внезапно он начал замечать в своей секретарше то, чего не замечал раньше. Маленькую горбинку на ее носу, красивый изгиб губ, округлые очертания груди под свитером. Должно быть, последние несколько месяцев он был слеп.
Уголки его губ приподнялись в улыбке.
– Какова бы ни была причина, я рад.
Когда Лиз вошла в дом, Эндрю сидел на диване, закутавшись в плед, и смотрел телевизор. Он был один.
– Я думала, вы с Викторией будете праздновать с ребятами, – сказала она. – Зачем тебе плед?
– Я замерз. Вик завтра утром сдает отборочный тест, поэтому мы уехали рано. Как прошло твое свидание?
– Это не было свиданием. Я же говорила тебе, что сегодня была вынуждена целый день возить мистера Бишопа, потому что он разбил свою машину.
– Я не знал, что ты привезешь его на мой матч.
– Мне пришлось. Из-за пробок мы опаздывали, и если бы я повезла его домой, то не увидела бы твою победную шайбу. – Она швырнула в сына подушкой, и он от нее уклонился. – Кстати, он был в восторге.
– Наверное, раз пригласил тебя на ужин.
– Он просто очень проголодался. Правда. Эндрю, этот человек мой начальник.
– Ну и что?
– Это было всего один раз. – В понедельник все встанет на свои места. Только она больше не будет бояться Чарльза. – Ты ел?
– Приготовил себе копченый сыр, когда вернулся домой.
– Полагаю, ты оставил грязную посуду в раковине в надежде на то, что я вымою ее за тебя?
