Решетилов отключил аппарат и растерянно посмотрел на Дронго.
– Последняя ниточка оборвалась, – прохрипел
он. – Его сына убили два дня назад.
И впервые за все время знакомства с генералом Дронго увидел
в его глазах ничем не прикрытую ярость.
Глава 12
Нужно было отправиться домой и принять душ. Ему хотелось
спать, сильно болела голова, сказывались невероятно долгие перелеты. Сначала
короткий – из Рима в Стамбул, затем долгий – из Стамбула в Алма-Ату. Следом еще
один перелет в Павлодар. Потом полеты на вертолетах, перелет в Новосибирск. И
наконец, четырехчасовой перелет в Москву. Такое «путешествие» способно вымотать
кого угодно. Дронго даже заснул в салоне автомобиля, пока они ехали в ФСБ, и
открыл глаза только тогда, когда машина мягко затормозила у подъезда.
– Выходите, – устало бросил Решетилов. –
Сегодня меня выгонят с работы, и я попрошусь к вам помощником. Возьмете?
– Помощником возьму, – честно ответил Дронго,
вылезая следом за генералом из машины, – а вот руководителем не утвердил
бы. Своим, во всяком случае.
Пьеро, выйдя из салона, встал рядом с автомобилем. Казалось,
это бессловесное существо никогда не устает.
– Почему? – удивился генерал.
– У вас тяжелый характер. С вами трудно работать. Хотя
как обычный сотрудник вы можете быть незаменимым. Ваша добросовестность и
пунктуальность – очень ценные качества для помощника.
– Только помощника? – лязгнул зубами
Решетилов. – Ну, спасибо и за это. А насчет моего характера я сам знаю.
Только я не в бакалейной лавке работаю и не в парке культуры, чтобы всем
улыбаться. У меня другие задачи.
– Понятно, – Дронго потрогал лицо, – мне
нужно, чтобы сюда привезли мой чемодан. И покажите, где у вас туалет. Мне
необходимо побриться и переодеться. Если бы я еще мог помыться, то это было бы
абсолютно идеально.
– Туалет в конце коридора, – усмехнулся
Решетилов. – Скажите, Дронго, вы всегда так держитесь или специально меня
дразните?
– Вы о себе слишком высокого мнения, – улыбнулся
Дронго. – Всегда. Я не меняюсь. Или даже так – не хочу меняться. Через
десять минут я буду у вас. И не дергайтесь, генерал, еще не все потеряно. Как
бы цинично это ни звучало, но у нас теперь наконец-то появилась реальная
зацепка.
– Да что вы говорите? – изумился Решетилов. –
Какая зацепка? Мы потеряли последнего свидетеля.
– Это с вашей точки зрения, – возразил
Дронго. – Вы мыслите категориями контрразведчика: или вы обнаружили
террориста, или он ушел. А у меня другой взгляд. Если бы мы так продолжали
искать, то сын Сургутского мог бы указать на своего друга или знакомого,
уехавшего в Пакистан. Или в Антарктиду. Но, думаю, нам никто не дал бы времени
на командировку в Антарктиду. Поэтому, хотя, повторюсь, это звучит цинично,
убив сына Сургутского, они невольно себя выдали. Теперь можно уверенно сказать,
что вся операция готовилась с небывалым размахом. Посмотрите, какая цепочка.
Сначала похищают контейнеры из заброшенного хранилища. Затем их нелегально
перевозят через границу России. Параллельно в Новосибирске нашли место для
смены контейнеров. И те, кто это сделал, очень хорошо знали об опасности от
радиации. Но пошли на этот шаг, приказав всем заболевшим двинуться на юг, чтобы
сбить нас с толку.
На Адабашева они вышли через его преподавателя. А профессора
нашли каким-то образом через его сына. Представляете, какая сложная цепочка?
Заранее подготовили новые контейнеры, заранее нашли самолет или вагон для транспортировки
этого груза. Все просчитали. Но случился небольшой сбой. Мы должны были искать
их на юге, а двинулись на север. Сначала все испортил Адабашев, так некстати
появившийся в Москве. Затем профессор Сургутский, у которого состоялся нелегкий
разговор с сыном. После него профессор попал в больницу с обширным инфарктом, а
его сына через два дня нашли погибшим. Отсюда вывод, что кто-то из этой группы
либо вся группа находятся в Москве. И стоило Аркадию Сургутскому попытаться
что-то прояснить, как его убрали. Я думаю, мы вправе выстроить именно такую
логическую цепь.
По коридору несли его чемодан. Пьеро шел следом за
чемоданом.
– В туалет! – крикнул Дронго. – Несите сразу
в туалет. А вы будете охранять меня и в туалете ФСБ? – зло спросил он у
Пьеро.
– Я буду в коридоре, – ровным голосом откликнулся
тот.
– Вы думаете, что меня успокоили? – спросил
Решетилов. – Получается, что они в Москве?
– Кто-то, безусловно, в Москве. Но после убийства
Аркадия Сургутского я лично думаю, что Москва стала менее опасным городом, чем
все остальные.
– Почему? – не понял генерал.
– Если они хотели замаскировать движение контейнеров по
северному пути, выслав людей на юг, то почему так себя подставили, убрав
Аркадия Сургутского? Можно было избавиться от него, не оставляя следов. Но его
убили, и теперь у нас два варианта. Либо бомба в Москве и она сработает прямо
сегодня, а им уже нечего терять. Либо ее нет в Москве, а убийство Аркадия
Сургутского лишь часть их большого плана. Эти люди не могут допустить, чтобы
кто-то вышел на них раньше, чем они будут готовы. А готовы они будут в таком
случае не в Москве, а в одном из четырех других городов. И боюсь, нам предстоит
еще вычислять, куда могли отправиться террористы.
– Надеюсь, – с чувством произнес генерал, –
моя задача, чтобы ничего страшного не случилось в Москве…
– А моя задача, чтобы эта «бомба» не взорвалась ни в
одном из пяти предполагаемых городов, – заявил Дронго.
– Пусть в Тель-Авиве или Вашингтоне о себе сами
заботятся, – буркнул Решетилов. – У них прекрасные специалисты. Пусть
и ищут своих террористов. А нам нужно обеспечить безопасность нашей столицы.
Идите бриться. У вас пятнадцать минут.
Дронго отправился в туалет. Даже в самых строгих учреждениях
города в подобных туалетах не бывает той идеальной чистоты, которой славятся
американские туалеты. Дронго помнил, как его когда-то изумили туалеты на
Арлингтонском кладбище – идеально чистые, одетые в мрамор с тканевым покрытием.
Или туалеты в Монако, где особое устройство протирало доску после каждого
клиента, дезинфицируя все вокруг. Но это было в богатом Монако. А здесь ему
пришлось бриться, стоя перед замызганным зеркалом и плохо вымытой раковиной. Но
как бы там ни было, через пятнадцать минут он появился в приемной Решетилова,
выбритый и вымытый, успевший сменить рубашку и надеть другой костюм. От него
даже пахло неизменным «Фаренгейтом». Секретарь разрешила ему войти к
Решетилову, который заканчивал с кем-то говорить по телефону.
– Какой франт! – не очень любезно пробурчал он,
взглянув на Дронго. – Успели даже переодеться…
– Что у нас нового? – Дронго сел на стул перед
генералом и повертел головой, которая болела все сильнее. «Если и дальше так
пойдет, нужно будет что-нибудь принять», – подумал он. Спазмалгон или
аспирин. Дронго знал, что может принимать любые лекарства, кроме
нитроглицерина. Много лет назад ему дали полтаблетки нитроглицерина, и он тогда
чуть не умер от головной боли. Очевидно, для сосудов его головы это средство
оказалось чересчур радикальным.
