– И потом вернулся в Пакистан?
– Нет. Потом он уехал в Америку. Работал три года в
Спрингфилдском университете. Но в Чикаго у него произошла трагедия. Погибла его
жена. Тогда он решил вернуться в Пакистан, где и принял участие в разработке
атомного оружия. Затем уехал оттуда…
– Давайте по порядку, – попросил Дронго. –
Что у него случилось в Чикаго?
– Несчастье. Мы проверяли через ФБР. Это был обычный
грабеж. Его супруга была со своей подругой, когда на них напали двое
грабителей. Все могло кончиться гораздо спокойнее, но неожиданно появились
офицеры полиции. В перестрелке погибла супруга Ахмеда Парвиза. Возможно, от
случайного выстрела. Но он был потрясен этим обстоятельством. Ужасно потрясен.
И решил вернуться на родину.
– Вот так формируется образ врага, –
прокомментировал Дронго. – Сначала его учат в Кембридже, затем приглашают
на работу в США, а потом там убивают его жену… Представляю, как он ненавидит
теперь весь западный прогнивший мир. Всю эту цивилизацию. Мотивы ясны. Что
дальше? Почему он оставил работу в Пакистане? Там тоже произошло нечто похожее?
– Почти. Его сына едва не арестовали. Семья Парвиза
принадлежит к местным шиитам, а там постоянные волнения между шиитами и
суннитами.
– Дальше можете не говорить… – Дронго покачал
головой. – В этом безумном мире все сошли с ума. Что происходит в
Пакистане между суннитами и шиитами, я неплохо знаю. Там уже взрывают мечети
друг друга.
– Да, – кивнул Владимир Владимирович, –
поэтому мы и позвали тебя.
– Это я тоже понял. Наиболее радикальное крыло в исламе
– это суннитские ваххабиты, а им противостоят радикальные шииты, которые просто
считают мученичество продолжением нормальной жизни. И самые непримиримые
организации в мире – это шиитские ордена мучеников ислама. В Палестине, в
Иордании, в Ираке, в Пакистане. И есть только две страны в мире, где эта форма
ислама является основной. В Иране и… в Азербайджане.
– Верно.
– И поэтому вы говорили о моем восточном
иррационализме?
– И поэтому тоже.
– Почему же вы сразу не спохватились? С тех пор как
нашли этих несчастных, прошло два месяца. Так вы сказали. Или больше?
– Немного больше. Сначала никто не мог понять, что
именно произошло. Там же недалеко Семипалатинск, думали, это связано с тем
самым полигоном, который закрыли еще во время перестройки. Помнишь, какие были
протесты? Иногда там бывали подобные случаи. Появлялись больные, получившие
повышенную дозу радиации. Трое первых попали в разные больницы, поэтому никто
не придал этому значения. Потом еще двое. Кто-то из сотрудников контрразведки
решил проверить, где эти люди могли так облучиться. Пока дело дошло до Астаны,
пока проверили все факты, пока связались с Москвой, пока мы все перепроверяли…
Словом, прошло много времени… С поправкой на обычную восточную неторопливость.
– И спохватились только сейчас.
– Несколько дней назад. Наши аналитики считают, что у
нас нет времени. Груз может находиться в Москве. Или в любом другом городе
России. Его могли вывезти за это время куда угодно. Наши эксперты гораздо лучше
просчитывают логику западных разведслужб, чем возможные действия террористов с
Востока. Там все слишком нерационально. Трудно иметь дело с людьми, для которых
сама жизнь не является главным приоритетом.
– Вы знаете, что в восточных странах нет такого
понятия, как детективная литература? – неожиданно спросил Дронго. – Я
об этом часто думаю. Дело в том, что западная цивилизация слишком рациональна.
Все просчитано и прагматично. Они рисуют в своих храмах Христа, рядом
обязательно где-нибудь присутствует Иуда, предавший Учителя, и Дьявол,
соблазняющий людей. Даже в Сикстинской капелле четко видно, где праведники, а
где – грешники. От кого Христос отвернулся, к кому – повернул лицо. А в исламе
такого просто не может быть. Любые изображения запрещены. Вера существует на
подсознательном уровне. Бог есть Бог, и он всегда прав, а Сатана лишь пытается
соблазнить человека. И вера должна быть не в конкретных образах, а в душе.
Поэтому детектив, излагающий факты против формально невиновного человека, у
мусульман почти невозможен. Здесь чувства и вера играют бóльшую роль,
чем формальное соблюдение закона. На Востоке человек не может быть оправдан,
если он виновен. Даже если расследование происходило с нарушением каких-то
формальных процедур. На Западе человек не может быть признан виновным, если во
время задержания и допросов формально были нарушены процессуальные нормы. В
первом случае речь идет об убежденности вины, во втором – о формальном
следовании закону. И я не уверен, что западный судья всегда прав, когда в силу
юридических тонкостей должен оправдывать негодяя или насильника. Хотя помню,
что любое сомнение должно толковаться в пользу обвиняемого. Но это уже классика
западной юриспруденции.
– Чего в тебе больше? – поинтересовался Владимир
Владимирович. – Западного рационализма или восточного иррационализма?
– Всего понемногу. Насколько я помню наш утренний
разговор, вы говорили, что у меня будет еще и напарник. Как вы знаете, я не
люблю работать вместе с кем-то. Это мешает и отвлекает. А если буду думать еще
и о том, как обеспечить его безопасность, то у меня просто не останется времени
на работу. Кто этот человек?
– Он ждет нас в отеле, – ответил Владимир
Владимирович. – Подозреваю даже, что сейчас сидит в холле и наблюдает за
нами…
– Кто это?
– Ты встречался с ним в прошлом году. Мы называем его
Профессором.
– Господи, только этого не хватало! – невольно
вырвалось у Дронго. – Это же Пьеро!
– Кто? – не понял Владимир Владимирович.
– Я прозвал его Пьеро. Потому что он похож на этот
образ из итальянских комедий. Такой отстраненный, всегда печальный и грустный…
Владимир Владимирович улыбнулся и одобрил:
– Хорошую кличку ты ему придумал. Он действительно
похож на Пьеро. Только мы не зря зовем его Профессором. Ты ведь знаешь, чем он
занимается?
– И даже слишком хорошо. Он – профессиональный
ликвидатор. И должен сказать, большой мастер своего дела. Но если вы посылаете
его со мной, то, очевидно, считаете, что в живых не должно остаться никаких
свидетелей?
– Почти никаких, – великодушно подтвердил Владимир
Владимирович, – кроме тебя, разумеется. Он будет послушно выполнять все
твои распоряжения. Считай, что мы просто тебя вооружили.
– Ружьем, которое стреляет само по себе, –
прокомментировал Дронго. – Опасно вешать такое «ружье» на стену, оно может
стать неуправляемым.
– Не станет, – успокоил его Владимир
Владимирович, – это просто не тот случай. Мы будем очень благодарны тебе,
если ты выйдешь на похитителей в максимально короткие сроки.
– Сколько у меня времени? Месяц?
– Нет.
– Десять дней, пятнадцать?
