– Хм, – Борис пожал плечами. – Кажется, меня тут
все еще за взрослого не считают? Впрочем, вы наверняка правы, Валенсия
Максимовна.
Взрыв хохота долетел до бара из одной бархатной ниши. Кто-то
там махнул рукой Борису: «Причаливайте, сэр!» Это были писатели и артисты,
созвездие лауреатов. Площадкой владел (таково было новое выражение, вошедшее в
обиход с легкой руки футбольного радиокомментатора Вадима Синявского: «владеть
площадкой»), итак, площадкой владел композитор Никита Богословский, автор песни
«Темная ночь», которую по популярности можно было сравнить только с «Тучами»
Борисовой тетки Нины.
– Тут недавно в Москве, уважаемые товарищи, сделано
удивительное открытие... – «Уважаемые товарищи» звучали в его устах,
шевелящихся над галстуком-бабочкой в горошек, словно «леди и
джентльмены». – Вот, обратите внимание, обыкновенная
фотокарточка... – С этими словами он извлек из кармана снимок
совокупляющейся в довольно похабной позе пары. – Ну, самая обыкновенная
продукция... ну, кто из нас не знаком с такого рода изделиями... ну, словом,
самая элементарная маленькая порнушка...
С той же небрежностью, с какой говорил, Богословский бросил
карточку на середину стола. Все вокруг умирали от этой небрежности –
обыкновенная, видите ли, порнопродукция, и это в самой пуританской стране
суровых пролетарских нравов. Все хохотали, однако Борис с удивлением заметил,
что некоторые, в частности Валентин Петрович Катаев и Константин Симонов,
обменялись короткими многозначительными взглядами.
– А теперь возьмите любую газету, – продолжал
Богословский. – Ну любую! Ну вот хотя бы эту ежедневную газету. – Он
вытащил из портфеля и развернул рядом с фотографией «Правду».
Ничего себе, «любая ежедневная газета», боевой орган ЦК
ВКП(б), которую каждое утро кладут на стол не кому-нибудь, а самому Хозяину!
Смех тут начал немного увядать, общество отвлекалось к напиткам. Заметив это,
Богословский юмористически сморщил на удивленье свежую, круглую мордаху:
– Нет-нет, товарищи, никакой контрреволюции! Тут просто
удивительный перекос человеческой логики. Дело в том, что этот снимок может
быть иллюстрацией к любому заголовку любой газеты. Пари? Извольте! Ну вот,
Саша, читай заголовки, а я буду картинку показывать. – Он подтолкнул
газету к автору недавно раскритикованной комедии «Вас вызывает Таймыр»
Александру Галичу, высоколобому молодому человеку с усиками, которые аккуратной
подстриженностью и элегантностью спорили со знаменитыми усиками шестижды
лауреата Сталинской премии Кости Симонова.
– Пардон, пардон. – Галич отодвинулся от газеты. –
Читай уж сам!
– Нет, так неинтересно. – Богословский обвел глазами
присутствующих. – Надо, чтобы кто-нибудь другой читал. Ну, Рубен
Николаевич, может, вы будете читать как мастер читки? Миша, ты? А, вон Сережа
Михалков пришел, вот он нам прочтет!
– Б-б-без меня! – сказал, проходя мимо сразу в туалет,
длинный дятлоподобный «дядя Степа».
– Ну давайте я прочту, – сказал Борис IV Градов.
– Ха-ха-ха! – вскричал Богословский. – Вот студент
прочтет своими устами младенца!
Катаев, с которым Борис оказался рядом, тихо пробормотал:
«Зачем это вам?» Однако уста младенца зазвучали ко всеобщему удовольствию.
– «Новый приступ безумия в лагере поджигателей
войны», – читал Борис.
– Извольте! – восклицал Богословский, демонстрируя
совокупляющуюся с ослиными лицами парочку.
– «Крепнет связь науки и практики», – читал Борис.
– Ну, лучше не придумаешь! – восклицал Богословский.
Снимок и в самом деле отлично иллюстрировал неразрывность
науки и практики.
– «Сказы латышского народа».
– А вот и картинка к ним!
– «Районная животноводческая выставка».
– Товарищи, товарищи!
– «Подготовка национальных кадров».
– Ну не гениально ли?
– «Молдавия отвечает на призыв...»
Тут разошедшегося Бориса прервал Симонов:
– Ну, хватит, ребята! Так ведь окочуриться от смеха можно.
– Кто же это, интересно, придумал? – спросил Катаев,
шелковым платком отирая лоб.
– Понятия не имею. – Богословский забрал карточку,
газету и, очень довольный, удалился.
Все вдруг заговорили о войне. Вот тогда народ умел шутить,
хохмили за милую душу. Парадокс, не правда ли? В окопах юмора было больше, чем
сейчас, в мирной жизни.
Борису, признаться, чрезвычайно льстило, что он запросто
вхож в этот круг старших да еще и таких знаменитых мужчин Москвы, хоть сам-то
он был, конечно, им интересен лишь как сын маршала Градова. Многие из них, в
частности Симонов, водили знакомство с его отцом во фронтовые годы. «Ваш отец,
ста’ик, был п’ек’асный па’ень и великий солдат», – сказал шестижды лауреат
со своей знаменитой картавостью, когда в том же самом коктейль-холле молодого
Градова представил компании сильно нагрузившийся актер Дружников. Все тогда
спешились с табуреток, выпростались из бархатных седалищ, окружили Бориса. Не
может быть, сын маршала Градова?! Старик, позвольте пожать вашу руку! Ваш отец
был прекрасный парень и великий солдат. Что, Костя это уже говорил? Нет, это я
сам сказал. Это в стиле Хемингуэя. Ну, конечно, в стиле Хемингуэя. Да, мы с
Никитой... Я о нем очерк писал для «Звездочки», неужели не помните – «Вещмешок
маршала Градова»? Он был бы сейчас наверняка министром обороны... Помню, летел
в его самолете в район Кенигсберга. Отличные хлопцы там были в штабе, Кока
Шершавый такой, зампотылу, майор Слабопетуховский... расписали там «пулю», ну
и... Эх, Никита, Никита... недели не дожил до Победы... Настоящий мужчина...
безупречная храбрость... философ и практик войны... Чья-то пухлая лапа
обхватила Бориса за плечи, прямо в ухо влез мокрый рот, зашептал: «А я твою
маму знал, Боренька... Ох, какая она была...» «Боренька» дернулся, сбросил
пухлую лапу, еле сдержался, чтобы не залепить в мокрую пасть. Кто-то оттащил
любителя интимных откровений. Ты что, с ума сошел, пьяный дурак? Нашел чем
делиться с парнем, такими воспоминаниями! Вскоре все в этой компании поняли,
что с сыном маршала можно говорить о чем угодно, только не о матери.
В разговорах о войне вдруг выяснилось мимоходом, что и Борис
воевал.
– Когда же вы успели, старик? – удивился Катаев. –
Может быть, были «сыном полка»?
Все засмеялись. За повесть «Сын полка» почтенный мастер
«южной школы» пять лет назад получил свою Сталинскую.
Борис усмехнулся. Он понял, что дело тут не в возрасте,
просто все уверены, что уж сыну-то маршала не пришлось в окопах вшей кормить.
