Тут, казалось бы, самое время похохотать молодежи, глядя на
любовную сцену двух огородных пугал, однако почему-то и пароходная команда, и
вохра немедленно отвлеклись по своим делам, предоставив пугалам упиваться
наедине своей встречей. Для успешного издевательства нужно, конечно, чтобы
объект как-то реагировал, злился ли, сгорал ли от стыда, данный же объект, то
есть воссоединившаяся супружеская пара, был настолько далек от окружающего, что
над ним и хохотать становилось неинтересно. Не исключено, впрочем, что у
некоторых представителей охранной молодежи жалкая эта сцена тронула какие-то
струны в душе, смутно напомнила о непрерывной и непреходящей российской
тюремной беде. Во всяком случае, все пошли по своим делам, а двое дневальных
спокойно, без всяких подгребок спустили с борта на причал основное Цилино добро
– два ковровых чемодана от прежних папашиных времен и ящик с классиками
марксизма.
Они никак не могли сдвинуться с места. Вдохновенно сияя
очами и положив руки на плечи Кирилла, Цецилия вещала, будто со сцены:
– Кирилл, мой любимый, если бы ты знал, сколько мук я
перенесла за эти двенадцать лет! Если тебе что-нибудь передавали, не верь! Я
была тебе верна! Всех мужчин отвергала, всех! А их было немало, Кирилл, знаешь
ли, их было немало!
Кирилл все еще не мог прийти в себя.
– Что ты говоришь, Циленька, что ты говоришь, я не понимаю.
Как ты оказалась здесь, на этом... на «Феликсе Дзержинском»?
Она победоносно рассмеялась. Все оказалось не так сложно.
Она приехала по путевке Политпросвета, каково? Меня зачислят здесь в штат
вечернего университета марксизма-ленинизма, вот так, мой дорогой! Смелость
города берет, вот так! Она пошла к самому Никифорову в сектор ЦК, и он после
долгого разговора дал добро. Нет-нет, ничего такого, о чем ты думаешь, между
нами не было, если не считать, ну, нескольких красноречивых взглядов с его
стороны. Ну, все же он понял, что она не из этого числа, проявил настоящий
партийный подход к серьезному делу.
Самое ужасное было здесь, на Дальнем Востоке. Ты знаешь, все
здесь так бурно растет, повсюду новое строительство, потоки молодежи,
неподдельный энтузиазм, транспортные линии перегружены. Она неделю моталась в
Находке, пытаясь заполучить билет на какой-нибудь дальневосточный пароход, все
бесполезно. Потом ей сказали, что из Ванина на Магадан идет «Феликс
Дзержинский», и она тут же понеслась в это Ванино. Там с ней никто
разговаривать не хотел, и тогда она вдруг выскочила прямо на капитана. На что я
могла рассчитывать, кроме женского обаяния? Ни на что! И вот результат: она
плывет на «Феликсе» и капитан, такой суровый морской джентльмен, приглашает ее
на обед в кают-компанию. Нет, разумеется, я все поставила в свои рамки, и наши
отношения ни разу не вышли за пределы...
Цецилия то бормотала, то выкрикивала весь этот вздор, ничего
не замечая вокруг, а только сияя глазами на своего любимого «мальчика». Она,
похоже, даже не замечала существенных изменений во внешности «своего мальчика».
Читатели первых двух томов нашей саги, разумеется, заметили, что Цецилия
Розенблюм принадлежала к сравнительно небольшому числу людей, что не замечают деталей,
живя в мире только основных идей.
Между тем до Кирилла начинала из-за совсем недалекого
проволочного забора доноситься его собственная фамилия в сопровождении крепких
междометий: «Градов, ебенать! Где этот Градов ебаный болтается? Куда, на хуй,
Градов блядский испарился?»
Нет, невозможно больше находиться среди этих вохровских
скотов и придурков, вдруг подумал Кирилл так, как будто ему уже давно была
невмоготу работа в санпропускнике. Теперь, когда жена приехала, я не могу здесь
больше оставаться. Бог даст, устроюсь истопником в среднюю школу или в Дом
культуры, да хоть и в любую другую котельную.
Мимо шествовал редкий прохвост, сменщик Кирилла Филипп
Булкин. Хоть ему и нечего сегодня было делать в порту, он, конечно, не мог
упустить прибытия парохода и этапа в надежде чем-нибудь поживиться. Кирилл
пообещал Филиппу бутылку ректификата за подменку.
– Вот, видишь, жена приехала, – сказал он. – Не
виделись двенадцать лет.
– Интересная у тебя жена, – сказал Булкин, быстрым
взором оглядывая Цецилин разношерстный туалет, а также, с особенным вниманием,
разваленный вокруг багаж, Филипп Булкин, похоже, принадлежал к числу людей, что
как раз сосредоточиваются на деталях, не замечая основной идеи. – Скажи, а
не привезла ли она с собой патефонных иголок?
С удивлением узнав, что градовская жена не привезла с собой
этого дефицита, что шел на Колыме по рублю за крошечную штучку, он отправился
на подмену. Это было ему, конечно, на руку.
Порыскав в портовых джунглях, Кирилл отыскал какую-то
бесхозную тачку и погрузил на нее добро Цецилии. Одна из туго набитых сеток
оказалась в поле зрения «пассажирки», и она вдруг бросилась на нее, как на
приготовленную к обеду курицу. Газетные обертки каких-то кульков разлетались,
словно пух курицы, попавшей в ощип.
– Смотри, что я тебе привезла, Кирюша, московские сладости!
Ты, наверное, соскучился по московским сладостям!
Все эти «московские сладости» за время ее двухнедельного
путешествия порядком утрамбовались, замаслились, расплылись или окаменели в
зависимости от консистенции. Тем не менее она все терзала кульки, отламывала
кусочки и запихивала их в рот Кириллу:
– Вот курабье, вот грильяж, вот тебе ойла союзная,
файн-кухен, струдель, эйер-кухелах, такая вкуснятина, ведь ты же это все так
когда-то любил, Градов!
Он посмотрел на нее с нежностью. Этими сладкими и
действительно немыслимо вкусными, хоть и малость заплесневевшими, кусочками,
равно как и внезапно выплывшим из памяти партийным обращением «Градов», его
нелепая жена пытается, очевидно, ему сказать, что все исправимо в этом лучшем
из материалистических миров.
Они шли к воротам порта. Рот его был забит огромной
смешанной сластью.
– Спасибо, Розенблюм, – промычал он, и они оба
прыснули.
У ворот пришлось притормозить. Проходила первая мужская
колонна нового этапа. Все свое имущество зеки несли теперь вынутым из мешков, в
охапках, направляясь на прожарку вшей.
– Кто эти люди? – изумленно спросила Цецилия.
Еще более изумленный Кирилл заставил себя разом проглотить
сладкий комок.
– Как кто, Розенблюм? Ведь ты же с ними вместе приехала!
– Позволь, Градов, как это я с ними вместе приехала? Я
приехала на теплоходе «Феликс Дзержинский»!
– Они тоже на нем, Розенблюм.
– Я никого из них там не видела.
– Ну да, но разве ты не знала... разве ты не знала, что...
кого сюда перевозит «Феликс», эта птица счастья?
