Маленький Джеффри как раз спускался по лестнице, медленно и
как-то печально, с детским благоговением перед этим странным местом. Ступеньки
лестницы из полированного дуба не были покрыты ковром. Мальчик подошел и стал
рядом с матерью. Мистер Уинберн сделал легкое движение. Когда ребенок пересекал
холл, старик отчетливо услышал звук маленьких ножек на лестнице, как будто
кто-то догонял Джеффри. При этом шел, как бы с трудом передвигая ноги. Мистер
Уинберн недоверчиво передернул плечами. «Просто дождь, конечно же дождь», –
подумал он.
– Я вижу бисквиты, – заметил Джефф восхищенно, принюхиваясь
к аромату, исходившему от привлекшего его объекта.
Мать поспешила придвинуть к нему тарелочку.
– Ну, сыночек, как тебе нравится наш новый дом? – спросила
она.
– Махина, – ответил Джеффри с набитым ртом. – Фунты, фунты и
еще фунты. Всего много. – После последнего утверждения, которое, очевидно, было
исполнено глубокого смысла, он погрузился в молчание, озабоченный лишь тем,
чтобы поскорее умять кексы. Проглотив последний кусок, он вдруг разразился
речью.
– Ой, мамочка, Джейн сказала, что здесь есть чердак. Можно
мне туда забраться прямо сейчас и осмотреть его? Там может находиться потайная
дверь, правда, Джейн говорит, что ее нет, но я думаю, что должна быть, и там
должны быть трубы, трубы с водой (с лицом, полным экстаза), и можно я поиграю с
ними, и еще – посмотрю бойлер?
Он произнес последнее слово так протяжно, с таким очевидным
восторгом, что его дедушка почувствовал легкий стыд от того, что бесподобные,
полные очарования детские впечатления воскресили в его памяти лишь картину труб
с горячей водой, которая вовсе не была горячей, и бесчисленное количество
счетов от водопроводчика.
– Мы осмотрим чердак завтра, дорогой, – сказала миссис
Ланкастер. – А сейчас предлагаю сходить за кубиками и построить из них
замечательный дом или паровоз.
– Не хочу строить ом.
– Дом.
– Ни дом, ни паровоз, ни что-нибудь еще.
– Построй бойлер, паровой котел, – поддалась мать.
Джеффри просиял:
– С трубами?
– Да, с множеством труб.
Счастливый Джеффри убежал за своими кубиками.
Дождь все еще шел. Мистер Уинберн вслушивался. Да, должно
быть, это был всего лишь дождь, но звуки стучавших капель так походили на
легкие шаги.
Странный сон приснился ему этой ночью.
Ему снилось, что он гулял по городу, большому городу, как
ему показалось. Но это был город детей; ни одного взрослого на улицах, никого,
кроме детей, толпы детей. Во сне они все бросились к нему со странным криком:
«Ты привел его?» И он понял, что они имели в виду, и в ответ печально покачал
головой. И когда дети увидели это, они с горькими рыданиями разбежались.
Город и дети постепенно рассеялись, он проснулся, ощутил
себя в постели, но плач детей все еще звучал у него в ушах. Хотя он совсем
стряхнул с себя сон, он все же продолжал слышать рыдания. Он вспомнил, что
Джеффри спал этажом ниже, а детский плач доносился сверху. Он сел, чиркнул
спичкой. И все звуки прекратились.
Мистер Уинберн не рассказывал дочери о своем сне и о том,
что за ним последовало. Что это не было плодом его воображения, он был убежден.
И действительно, вскоре, уже днем, он снова услышал плач. В камине завывал
ветер, но это был совсем другой звук, ошибиться невозможно: жалобный, тонкий,
разрывающий сердце детский плач.
Он обнаружил, что не он один слышал эти звуки. Случайно он
подслушал, как горничная говорила кухарке: «Не ожидала я от няньки, что она
может так обращаться с мистером Джеффри, что доведет его до слез. Этим утром я
слышала, как он рыдал, даже сердце защемило». Джеффри явился к завтраку, а
потом и к ланчу без признаков грусти: сияющий и счастливый; и мистер Уинберн
теперь знал, что не Джефф, а другой ребенок плакал, и это его шаркающие шаги он
слышал уже не один раз.
Лишь миссис Ланкастер ничего никогда не слышала. Ее уши не в
состоянии были улавливать звуки из иного мира.
Однако она также испытала потрясение.
– Мамочка, – произнес Джефф жалобно. – Мне хочется, чтобы ты
мне позволила играть с тем маленьким мальчиком.
Миссис Ланкастер оторвала глаза от своего письменного стола
и улыбнулась:
– С каким маленьким мальчиком, дорогой?
– Я не знаю, как его зовут. Он был на чердаке, сидел на полу
и плакал, и, когда меня увидел, убежал. По-моему, он застеснялся, – Джефф
слегка усмехнулся, – совсем как маленький, и потом, когда я ушел в детскую, я
увидел, что он стоит у двери и наблюдает, как я строю, и выглядел он ужасно
одиноким и как будто очень хотел играть со мной. Я сказал: «Подходи, будем
строить паровоз», но он ничего не ответил, только смотрел так, будто увидел
целую кучу шоколадок, а мама не разрешила к ним прикасаться. – Джефф вздохнул,
печальные личные воспоминания подобного рода, очевидно, всколыхнулись в нем. –
Но когда я спросил Джейн, что это за мальчик, и сказал, что хочу с ним играть,
она сказала, что в доме нет маленького мальчика и нечего рассказывать глупые
сказки. Я больше не люблю Джейн.
Миссис Ланкастер поднялась.
– Джейн права. Здесь нет никакого маленького мальчика.
– Но я видел его. О, мамочка! Позволь мне играть с ним, он
такой одинокий и несчастный. Я хочу помочь ему, сделать что-то, чтобы ему стало
лучше.
Миссис Ланкастер собиралась что-то сказать, но ее отец
покачал головой.
– Джефф, – произнес он очень мягко, – этот бедный мальчик
одинок, и, может быть, ты способен что-то сделать для него, но ты должен сам
придумать – что именно. Вот тебе вроде загадки. Понял?
– Потому что я уже большой мальчик и могу придумать
самостоятельно?
– Да, потому что ты большой мальчик.
Как только сын вышел из комнаты, миссис Ланкастер
нетерпеливо повернулась к своему отцу.
– Папа, это же абсурд. Поощрять мальчика верить в дикие
россказни прислуги!
– Никто из слуг не рассказывал мальчику ничего подобного, –
возразил мягко старик. – Он видел, что я слышал, а мог бы и увидеть, если бы
был в его возрасте.
– Но это же такая чушь! Почему я не вижу и не слышу ничего
такого?
Мистер Уинберн улыбнулся чуть загадочной усталой улыбкой и
не ответил.
– Почему? – повторила дочь. – Почему ты заверил, что он
может помочь этому… существу? Все это невообразимо, невозможно.
