Лифт, прописанный доктором Мейнеллом, вскоре был установлен.
Но присутствие рабочих, монтировавших его, чуть не свело ее в могилу, так как у
госпожи Хартер, как у многих старых женщин, было укоренившееся предубеждение
против посторонних людей в доме. Она всех до одного подозревала в неблаговидных
намерениях относительно ее столового серебра.
Вскоре после лифта был установлен радиоприемник, и госпожа
Хартер осталась наедине с ненавистным ей предметом – большим неуклюжим ящиком,
утыканным ручками и кнопками.
Чарлзу пришлось пустить в ход все свое вдохновение, чтобы
примирить госпожу Хартер с приемником. Зато он был в своей стихии – бесконечно
вертел ручки и красноречиво разглагольствовал.
Терпеливо и вежливо госпожа Хартер выслушивала своего
племянника, но в глубине души оставалась при своем мнении, что все эти
новомодные затеи – абсолютная чушь.
– Послушайте, тетя Мэри, это Берлин! Разве не великолепно?!
Вы хорошо слышите голос диктора?
– Я ничего не слышу, кроме ужасного треска и гула.
Чарлз продолжал вертеть ручки.
– Брюссель! – восторженно объявлял он.
– Неужели? – В голосе госпожи Хартер прозвучал намек на
пробудившийся интерес.
Чарлз снова повернул ручку. Раздался невероятный рев и
свист.
– А сейчас мне кажется, что мы попали в приют, – промолвила
госпожа Хартер, которая не была лишена чувства юмора.
– Ха-ха! А вы шутница, тетя Мэри! Очень удачная шутка!
Госпожа Хартер не могла удержаться от улыбки. Она любила
Чарлза. В течение нескольких лет с ней жила ее племянница, Мириам Хартер. Она
собиралась сделать девушку своей наследницей. Но Мириам не оправдала ее надежд.
Она была нетерпелива, явно тяготилась обществом тетки и постоянно куда-то
уходила – «где-то шлялась», по образному выражению госпожи Хартер. В конце
концов Мириам познакомилась с одним молодым человеком, в отношении которого ее
тетя была настроена резко отрицательно. Госпожа Хартер отослала Мириам к матери
с краткой запиской, как будто она была товаром, взятым на пробу. Мириам вышла
замуж за того молодого человека, а госпожа Хартер стала посылать ей коробочки
для носовых платков и салфеточки под графины на рождественские праздники.
Увидев, что племянница не оправдывает ее чаяний, госпожа
Хартер обратила свой взор на племянника. Чарлз с самого начала оказался явной
удачей. Он был неизменно любезен и почтителен с тетей, выслушивал воспоминания
о ее молодости с таким видом, будто никогда не слышал ничего более интересного.
В этом отношении Чарлз нисколько не походил на Мириам, которой до смерти
надоели эти рассказы, чего она и не скрывала. Чарлзу никогда ничего не
приедалось, он был постоянно весел, в хорошем настроении и по нескольку раз в
день заявлял своей тете, что она замечательная старушка.
Полностью удовлетворенная новым приобретением, госпожа
Хартер сообщила своему поверенному о желании составить другое завещание.
Завещание было составлено, прислано ей и подписано ею.
И теперь, даже в вопросе о радиоприемнике, Чарлз вскоре
доказал, что заслуживает всяческих похвал.
Вначале враждебно настроенная, госпожа Хартер стала затем
терпимо относиться к этому мероприятию, а под конец пришла от него в восторг.
Особенно она наслаждалась приемником в те вечера, когда Чарлза не было дома.
Удобно устроившись в кресле, она любила слушать передачи симфонического
концерта или лекции. В эти минуты госпожа Хартер чувствовала себя довольной и
счастливой.
Первое сверхъестественное событие произошло спустя три месяца.
Чарлза не было дома. Он играл с друзьями в бридж.
В этот вечер исполнялся концерт, составленный из баллад. Во
время концерта случилась странная вещь – музыка и пение внезапно прекратились,
некоторое время продолжался шум и треск, затем все стихло. Наступило молчание,
которое вскоре было нарушено едва уловимым жужжащим звуком. Вдруг совершенно
отчетливо и ясно заговорил мужской голос с легким ирландским акцентом:
– Мэри… Ты слышишь меня, Мэри? Говорит Патрик… Я скоро приду
за тобой. Ты будешь готова, не правда ли, Мэри?…
И снова, почти сразу, звуки музыки заполнили комнату.
Госпожа Хартер сидела неподвижно, крепко вцепившись руками в
подлокотники кресла. Приснилось ей, что ли? Голос Патрика! К ней обращался
Патрик! В этой самой комнате! Нет, это, вероятно, был сон, а может быть, и
галлюцинация. Скорее всего, она просто заснула. Чего только не приснится! Голос
покойного мужа разговаривал с ней по эфиру. Это ее немного испугало. Что он ей
говорил?
«Я скоро приду за тобой… Ты будешь готова, не правда ли,
Мэри?…»
«Это предупреждение, – подумала госпожа Хартер, медленно и с
трудом поднимаясь со своего кресла. – Сколько денег потрачено зря на лифт!»
Она никому не рассказала об этом происшествии, но в
последующие дни ходила озабоченная и задумчивая.
Через некоторое время это повторилось. Снова госпожа Хартер
была одна в комнате. Радио, которое передавало оркестровые миниатюры, так же
внезапно замерло. Наступила тишина, ощущение большого расстояния, и наконец
голос Патрика. Он звучал не так, как при жизни: был какой-то далекий, со
странным неземным тембром.
– Мэри, с тобой говорит Патрик… Я приду за тобой… Теперь уже
очень скоро…
Затем послышался треск, гул и снова зазвучали оркестровые
миниатюры.
Госпожа Хартер взглянула на часы. Нет, на этот раз она не
спала. Она слышала голос Патрика наяву и была абсолютно уверена, что это не
галлюцинация. Госпожа Хартер попыталась, довольно сумбурно, продумать все, что
объяснял ей Чарлз по поводу теории радиоволн.
Возможно ли, чтобы Патрик действительно разговаривал с ней?
Возможно ли, чтобы до нее, через огромное пространство, донесся подлинный голос
Патрика? На приемнике не хватало длинных волн или чего-то в этом роде. Она
вспомнила, что Чарлз говорил о каких-то «пробелах в шкале». Возможно, что
именно из-за недостающих волн и происходят эти так называемые психологические
явления? В этом предположении нет ничего абсурдного. Патрик воспользовался
достижениями современной науки, чтобы предупредить ее о том, что скоро должно
произойти.
Госпожа Хартер позвала свою горничную Элизабет – высокую,
мрачную женщину лет шестидесяти.
– Элизабет, ты помнишь, что я тебе говорила? Левый верхний
ящик моего бюро. Там все приготовлено.
– Для чего приготовлено, мадам?
– Для моих похорон, – фыркнула госпожа Хартер. – Ты очень
хорошо понимаешь, что я хочу сказать. Ты сама помогала мне укладывать эти вещи.
