Лицо Элизабет стало подергиваться.
– О мадам, – запричитала она, – не надо думать об этом. Я
надеялась, что вам уже намного лучше!
– Раньше или позже мы все должны умереть. Мне уже за
семьдесят, Элизабет. Ну, ну, перестань хныкать или, если тебе уж так хочется,
плачь в другом месте.
Элизабет вышла, продолжая всхлипывать. Госпожа Хартер с
большой любовью посмотрела ей вслед:
– Глупая старуха, но очень предана мне. Кстати, сколько я ей
завещала? Сто фунтов или только пятьдесят? Надо оставить ей сто фунтов.
Этот вопрос так встревожил госпожу Хартер, что на следующий
день она поручила своему адвокату прислать ей завещание. В тот же день за
завтраком Чарлз поразил ее вопросом:
– Между прочим, тетя Мэри, кто этот забавный старый чудак
там наверху, в угловой комнате? Я имею в виду фотографию над камином. Этот
старый щеголь в шляпе, с бакенбардами?
Госпожа Хартер строго посмотрела на него:
– Это твой дядя Патрик.
– О, тетя Мэри, простите меня, ради бога. Я не хотел вас
обидеть.
С достоинством кивнув, госпожа Хартер дала понять, что
извинение принято.
Чарлз смущенно продолжал:
– Просто я удивился. Понимаете ли…
Госпожа Хартер резко спросила:
– Ну, что ты хотел сказать?
– Ничего, – поспешно ответил Чарлз. – Я хочу сказать, ничего
заслуживающего внимания.
Госпожа Хартер прекратила разговор, но в тот же день,
несколько позднее, когда они были вдвоем в комнате, она вернулась к этому
вопросу:
– Я бы хотела, чтобы ты объяснил мне, Чарлз, почему ты
заговорил о фотографии твоего дяди?
– Я же сказал вам, тетя Мэри, глупая фантазия – ничего
больше. Абсолютно нелепая.
– Чарлз, – властно произнесла госпожа Хартер, – я настаиваю,
чтобы ты мне все рассказал.
– Ну что ж, моя дорогая тетя, раз вы настаиваете… Мне
показалось, что я видел его – человека с фотографии, – когда поднимался по
аллее вчера вечером, он выглядывал из крайнего окна. Игра света и тени, надо
полагать. Я еще подумал: кто бы это мог быть? Потом Элизабет сказала мне, что в
доме не было никого постороннего, никаких гостей. Позже вечером я случайно
зашел в угловую комнату и увидел фотографию над камином. Точь-в-точь человек,
который выглядывал из окна! Это, конечно, легко объяснить – подсознательное
явление! Я, должно быть, заметил эту фотографию раньше, а потом просто
сообразил, что увидел это лицо в окне.
– В крайнем окне? – резко спросила госпожа Хартер.
– Да. А что?
– Ничего.
Этот разговор взволновал госпожу Хартер – когда-то там была
комната ее мужа.
В тот же вечер Чарлз снова куда-то ушел. Госпожа Хартер
сидела у себя в комнате и с лихорадочным нетерпением слушала радио. Если и в
третий раз она услышит голос мужа, это, без всякого сомнения, подтвердит, что
она действительно находится в контакте с потусторонним миром.
И хотя сердце ее билось учащенно, она нисколько не
удивилась, когда передача оборвалась и после обычного интервала она услышала
далекий голос с ирландским акцентом:
– Мэри… ты уже готова?… Я приду за тобой в пятницу… В
пятницу в половине десятого… Не бойся, это будет совсем безболезненно… Будь
готова…
И снова зазвучала музыка.
Несколько минут госпожа Хартер сидела совершенно неподвижно.
Лицо ее побледнело, губы сжались и посинели.
Вскоре она поднялась с кресла и пересела к письменному
столу. Дрожащей рукой она написала следующие строки:
«Сегодня в девять часов пятнадцать минут я отчетливо слышала
голос моего покойного мужа. Он сказал мне, что придет за мной в пятницу в
половине десятого. Если я умру в указанный день и час, я хочу, чтобы этот факт
стал широко известен как бесспорное доказательство возможности общения с
потусторонним миром.
Мэри Хартер».
Перечитав письмо, она вложила его в конверт и написала на
нем адрес. Затем позвала Элизабет и отдала ей письмо.
– Элизабет, если я умру в пятницу вечером, отдай эту записку
доктору Мейнеллу. Не спорь со мной, – сказала она, увидев, что Элизабет
собирается ей возражать. – Ты часто говорила, что веришь в предчувствия. Сейчас
у меня тоже предчувствие… Теперь вот что: я оставила тебе по завещанию
пятьдесят фунтов. Мне хочется, чтобы ты получила сто фунтов. Если я перед
смертью не буду в состоянии пойти сама в банк, об этом позаботится господин
Чарлз.
Как и прежде, госпожа Хартер оборвала слезливые возражения
своей служанки. Стремясь довести до конца выполнение своего желания, она на
другое же утро поговорила с племянником.
– Запомни, Чарлз, если со мной что-нибудь случится, Элизабет
должна получить еще пятьдесят фунтов.
– Вы что-то очень мрачны в последние дни, тетя Мэри, –
веселым тоном сказал Чарлз. – Что может случиться с вами? По словам доктора
Мейнелла, через двадцать пять лет с лишним мы будем праздновать ваше столетие!
Госпожа Хартер нежно улыбнулась племяннику, но ничего не
ответила. После минутной паузы она спросила:
– Что ты собираешься делать в пятницу вечером, Чарлз?
Чарлз немного удивился:
– Я приглашен на бридж к Юингам в пятницу, но если вы
хотите, чтобы я остался дома…
– Нет, – решительно ответила госпожа Хартер. – Ни в коем
случае, Чарлз. Именно в этот вечер я хотела бы остаться одна.
Чарлз с любопытством посмотрел на нее, но госпожа Хартер не
нашла нужным давать дополнительные объяснения. Она была женщиной мужественной и
чувствовала, что должна одна, без посторонней помощи, справиться с предстоящим
испытанием.
В пятницу вечером в доме было необычайно тихо. Госпожа
Хартер, как всегда, сидела у камина в кресле. Все ее приготовления были
закончены. Утром она пошла в банк, взяла пятьдесят фунтов и вручила их
Элизабет, разобрала все свои личные вещи и составила список распоряжений для
Чарлза.
Взяв в руки большой конверт, она вынула из него документ –
завещание, посланное ей господином Хопкинсом по ее просьбе. Она уже раньше
внимательно прочла его, а сейчас еще раз просмотрела, чтобы освежить в памяти.
Это был краткий, четкий документ: в благодарность за верную службу она завещала
пятьдесят фунтов Элизабет Маршалл, пятьсот фунтов сестре и столько же кузине,
все остальное – ее любимому племяннику Чарлзу Риджуэю. Несколько раз во время
чтения госпожа Хартер одобрительно кивнула. Чарлз будет очень богатым человеком
после ее смерти! Ну что ж! Он заслужил это! Всегда относился к ней с любовью и
добротой. Всегда был весел и старался угодить ей.
