– Вы… вы хотите передать все ваше богатство в пользу бедных
в Ист-Энде? И сделать меня своим доверенным лицом?
– Вот именно.
– Но почему?… Почему?
– Я не могу объяснить, – проговорил медленно Хэмер. –
Помните тот наш разговор о… видениях? Ну, считайте, что это видение мне
посоветовало.
– Это замечательно. – Глаза Борроу засияли.
– Ничего в этом нет замечательного, – сказал мрачно Хэмер. –
Мне, в сущности, нет дела до ваших бедных. Все, в чем они нуждаются, – это
выдержка. Я тоже был беден, но я выбрался из нищеты. А теперь я хочу избавиться
от денег, и побуждают меня к этому вовсе не дурацкие благотворительные
общества. А вам я действительно могу доверять. Накормите на эти деньги голодных
и их души – лучше первое. Я голодал и знаю, каково это, но вы действуйте так,
как считаете нужным.
– До сих пор ни с чем подобным я не сталкивался, –
запинаясь, произнес Борроу.
– Дело сделано, и покончим с этим, – продолжил Хэмер. –
Юристы все оформили, я все подписал. Мне пришлось полмесяца возиться с
бумажками. Избавиться от имущества почти так же трудно, как и приобрести его.
– Но вы… вы хоть что-то себе оставили?
– Ни пенни, – сказал Хэмер радостно. – Нет, соврал. У меня в
кармане завалялась пара пенсов. – Он засмеялся.
Попрощавшись со своим совершенно озадаченным другом, он
вышел из здания миссии на узкую, дурно пахнущую улицу. Сразу вспомнились слова,
только что произнесенные им с такой радостью, но теперь он испытал горечь –
горечь потери. «Ни пенни!» У него не осталось ничего от всего его богатства.
Ему стало страшно – он боялся нищеты, голода и холода. Жертва не принесла ему
удовлетворения.
Тем не менее он понимал, что избавился от гнета ненужных
обременительных вещей, что ничто больше не связывает его с прежней суетной
жизнью. Освобождение от цепей оказалось болезненным, но предвкушение свободы
придавало ему силы. Но свалившееся на него чувство страха и дискомфорта могло
только приглушить Зов, но не уничтожить его, ибо он знал: то, что бессмертно,
не может умереть.
В воздухе уже чувствовалась осень, и ветер был резким и
холодным. Хэмера пробрала дрожь, к тому же ему страшно хотелось есть – он забыл
сегодня позавтракать. Его будущее слишком быстро на него надвигалось. Просто
невероятно, что он отказался от всего, что имел: от покоя, комфорта, теплоты.
Все его тело вопило от отчаяния и безнадежности… Но тут же он ощутил радость и
возвышающее чувство свободы.
Проходя мимо станции метро, он замедлил шаг. У него в
кармане было два пенса – можно было доехать до парка, где две недели тому назад
он позавидовал лежащим на газонах бездельникам. Он доедет до парка, а дальше…
что ему было делать дальше, он не знал… Теперь он окончательно уверился в том,
что он ненормальный – человек в здравом уме не поступил бы так, как он. Однако
если это так, то его сумасшествие было прекрасной и удивительной вещью.
Да, теперь надо отправиться именно в парк, с его просторными
полянами – и именно на метро. Ибо метро для него было олицетворением всех
ужасов заточенной в склепе жизни, могилой, в которую люди сами себя загнали. Из
этого плена он поднимется на волю – к зеленой траве, к деревьям, за которыми не
видно было давящих громад домов.
Эскалатор быстро и неумолимо нес его вниз. Воздух был
тяжелым и безжизненным. Хэмер остановился у края платформы, в отдалении от
остальных. Слева от него чернел туннель, из него, извиваясь, вот-вот выбежит
поезд.
Он почувствовал, сам не зная почему, какую-то тревогу.
Вблизи, на скамейке, сгорбившись сидел парень, казалось, погруженный в пьяное
забытье.
Издали приближался смутный рокот. Парнишка поднялся и тоже
подошел к краю платформы и, чуть наклонившись, стал вглядываться в туннель.
И вдруг – все произошло так быстро, что невозможно было это
сразу осмыслить, – он потерял равновесие и упал на рельсы. Сотни мыслей разом
пронеслись в мозгу Хэмера. Ему вспомнилась бесформенная куча под колесами
автобуса и хриплый голос стоявшего рядом работяги:
«Не переживай, начальник. Ты бы ничего не смог поделать». Но
этого парня он еще мог бы спасти, только он… Больше никого не было рядом, а
поезд уже рокотал совсем близко. Все это в какую-то долю секунды пронеслось в
его сознании. Мозг работал четко и спокойно.
Ему потребовалось буквально мгновение, чтобы принять
решение, и он понял в этот момент, что от страха смерти он все же не смог
избавиться. Уже не имея ничего, он все равно ужасно боялся.
Испуганным людям на другом конце платформы казалось, что
между падением мальчика и прыжком мужчины вслед за ним не прошло и секунды –
поезд уже вынырнул из туннеля и на всех парах мчался к платформе.
Хэмер схватил паренька. Он так и не испытал прилива
храбрости – его дрожащая плоть повиновалась приказу невидимого духа, который
звал к жертве. Последним усилием он бросил парня на платформу и – упал.
И тут внезапно умер Страх. Материальный мир больше не
удерживал его. Упали последние оковы. На миг ему показалось, что он слышит
ликующую мелодию Пана, его нежную свирель. Затем – все ближе и громче –
затмевая и заглушая все, возник радостный наплыв бесчисленного множества
крыльев… они подхватили его и понесли…
Последний спиритический сеанс
[7]
Рауль Добрэй, напевая вполголоса незамысловатую мелодию,
пересек Сену. Лицо этого тридцатидвухлетнего француза было приятным и свежим,
на нем выделялись небольшие черные усики. По профессии он был инженер. Дойдя до
улицы Кардоне, он свернул в нее и вошел в дом номер семнадцать. Консьержка
коротко бросила ему из своего закутка: «Доброе утро», на что он бодро и
приветливо ответил. Потом он поднялся в квартиру на четвертом этаже. Поджидая,
пока на его звонок откроется дверь, он снова замурлыкал песенку. Сегодня он
ощущал особенный прилив сил. Морщинистое лицо пожилой француженки, открывшей
дверь, расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.
– Доброе утро, мсье.
– Доброе утро, Элиза, – сказал Рауль.
Он прошел в переднюю, на ходу, как всегда, снимая перчатки.
– Мадам меня ждет? – спросил он, обернувшись.
– О да, конечно, мсье.
Элиза закрыла дверь и повернулась к нему.
– Если мсье пройдет в маленькую гостиную, мадам через
несколько минут выйдет к нему. Она сейчас отдыхает.
Рауль внимательно на нее посмотрел: