Она нежно ему улыбнулась, спокойствие вернулось к ней. И тут
же бросила быстрый взгляд на часы.
– Мадам Экс опаздывает, – прошептала она. – Может, она не
придет.
– Думаю, она будет, – возразил Рауль. – Твои часы, Симона,
немного спешат.
Симона двинулась по комнате, там и сям поправляя безделушки.
– Интересно, кто она, эта мадам Экс? – проговорила она. –
Откуда она появилась, кто ее родные? Странно, но мы ничего о ней не знаем.
Рауль пожал плечами.
– Большинство людей, приходящих к медиуму, стараются по
возможности не давать о себе сведений, – заметил он. – Из элементарной
предосторожности.
– Должно быть, так, – согласилась равнодушно Симона.
Небольшая китайская ваза, которую она держала, выскользнула
из ее рук и разбилась вдребезги на каминных изразцах. Симона резко повернулась
к Раулю.
– Ты видишь, – пробормотала она, – я не хотела этого. Рауль,
ты не сочтешь меня малодушной, если я скажу мадам Экс, что не в состоянии
проводить сегодня сеанс?
Его изумленно-обиженный взгляд заставил ее покраснеть.
– Ты же обещала, Симона… – начал он мягко.
Она прислонилась к стене.
– Мне бы не хотелось делать это. Мне бы очень не хотелось.
И опять его ласково-укоризненный взгляд заставил ее
болезненно поморщиться.
– Ты же понимаешь, Симона, я прошу тебя не из-за денег, хотя
тебе должно быть ясно, сколь огромные деньги предложила эта женщина за
последний сеанс, невероятно огромные.
Она резко его перебила:
– Есть вещи, которые значат больше денег.
– Конечно же так, – согласился он с нежностью. – Я ведь
именно об этом и говорю. Подумай: эта женщина – мать, мать, лишившаяся
единственного ребенка. Если ты не больна на самом деле, если это всего лишь
твоя прихоть – ты можешь отказать богатой женщине в капризе, но можешь ли ты
отказать матери в последнем взгляде на своего ребенка?
Женщина-медиум в отчаянии вскинула руки перед собой.
– О, как ты терзаешь меня, – прошептала она. – И в то же
время ты прав. Я исполню твою волю. Но я теперь поняла, что внушает мне ужас:
это слово «мать».
– Симона!
– Существуют некие первобытные элементарные силы, Рауль.
Многие из них были разрушены цивилизацией, но материнство осталось. Животные,
люди – все едино. Любовь матери к ребенку не сравнима ни с чем в мире. Она не
знает ни закона, ни жалости, она готова на любые поступки и сметает все на
своем пути.
Она остановилась, слегка запыхавшись, и повернулась к нему с
быстрой обезоруживающей улыбкой.
– Я глупая сегодня, Рауль. Я знаю.
Он взял ее за руку.
– Приляг на несколько минут, – попросил он настоятельно. –
Отдохни до ее прихода.
– Хорошо, – улыбнулась ему Симона и вышла из комнаты.
Рауль оставался еще некоторое время в раздумье, затем шагнул
к двери, открыл ее и прошел через небольшой холл. Он вошел в комнату на
противоположной стороне холла. Комната, в которой проходили сеансы, очень
походила на ту, которую он только что оставил, только в одном ее конце
находился альков, где стояло большое кресло. Элиза занималась подготовкой
комнаты. Она придвинула ближе к алькову два стула и маленький круглый стол. На
столе лежал бубен и рог, несколько листов бумаги и карандаши.
– Последний раз, – бормотала Элиза с мрачным
удовлетворением, – Ах, мосье, как мне хочется, чтобы с этим было покончено.
Раздался пронзительный звук электрического звонка.
– Это она, эта баба, – продолжала старая служанка. – Почему
бы ей не пойти в церковь, и не помолиться смиренно за душу ее малышки, и не
зажечь свечу нашей Благословенной Богоматери? Разве наш славный Господь не
ведает, что для нас лучше?
– Отвори дверь, Элиза, – приказал Рауль.
Она бросила на него недовольный взгляд, но подчинилась.
Через пару минут Элиза вернулась, вводя посетительницу.
– Я доложу моей хозяйке, что вы пришли, мадам.
Рауль пошел навстречу, чтобы пожать руку мадам Экс. Слова
Симоны всплыли в его памяти: «Такая огромная и страшная».
Она была крупной женщиной, и тяжелое черное французское
траурное одеяние, казалось, подчеркивало это. Она заговорила низким голосом:
– Боюсь, я немного опоздала, мсье.
– Всего на несколько минут, – улыбнулся Рауль. – Мадам
Симона прилегла отдохнуть. К сожалению, она не очень хорошо себя чувствует,
очень нервничает и переутомлена.
Ее рука, которую она только было хотела отнять, вдруг как
тисками сжала его руку.
– Но она проведет сеанс? – требовательно спросила она.
– О да, мадам.
Мадам Экс облегченно вздохнула и опустилась на стул, обронив
одну из своих черных вуалей.
– Ах, мсье, – тихо проговорила она, – вы не представляете,
вы не можете понять то чудо, ту радость, которую приносят мне эти сеансы! Моя
малышка! Моя Амелия! Видеть ее, слышать ее, даже, быть может, протянуть руку и
коснуться ее.
Рауль заговорил быстро и твердо:
– Мадам Экс – как бы вам объяснить? – вы ни в коем случае не
должны делать ничего, кроме того, что я вам укажу. Иначе ждет величайшая
опасность.
– Опасность ждет меня?
– Нет, мадам, – сказал Рауль, – опасность подстерегает
медиума. Вы должны понять, что происходящий феномен находит определенное
научное истолкование. Приведу простой пример, не прибегая к специальным
терминам. Дух, чтобы проявить себя, должен воспользоваться физическим телом
медиума. Вы видели газообразное облачко, выходящее из губ медиума. Затем оно
конденсируется и приобретает очертания физического тела того, чей дух вызывают.
Но эта внешняя оболочка, по нашему убеждению, на самом деле является
неотъемлемой частью субстанции медиума. Мы надеемся доказать это в самом
ближайшем будущем после тщательного исследования феномена, и здесь перед нами
огромная трудность – это опасность и боль, которую испытывает медиум при
прикосновении к видимому нами феномену. Если грубо схватить полученное после
материализации тело, тем самым можно вызвать смерть медиума.
Мадам Экс слушала его с неослабным вниманием.
– Это очень интересно, мсье. Скажите, пожалуйста, а не
наступит ли время, когда материализации станут настолько совершенными, что
смогут отделиться от своей родительницы, то есть от медиума?
