— Я похож на пустой манекен, не владеющий даже собственной памятью, хотя он и думает, что она у него есть. И внутри него мечутся демоны, иногда вырывающиеся наружу: это не очень-то приятная перспектива.
— Это не демоны, мой дорогой. Это тоже часть тебя, раздраженная и кричащая о свободе, потому что она не может находиться в том пространстве, которое ты ей предоставил.
— И если я разобью внешнюю оболочку, что я смогу там обнаружить, а?
— Множество вещей, плохих и хороших, много всего, что может причинить боль. Но Кейна там не будет, это я обещаю. И я верю в тебя. Ты не должен отчаиваться, ведь я с тобой!
Борн продолжал сохранять дистанцию, сохраняя ту стену из стекла, которую он соорудил между ними.
— А если мы ошибаемся? Если ошибемся в самом конце? Что будет тогда? — Тогда быстро оставь меня или убей… Мне все равно.
— Но я не смогу этого сделать. Я по-прежнему люблю тебя.
— Я догадываюсь об этом, и поэтому мне не страшно.
— Я нашел два телефонных номера в кабинете Лавьер. Первый номер принадлежал Цюриху, а другой находится здесь, в Париже. При Удаче они могут вывести меня на нужный номер или адрес.
— Нью-Йорк? Тредстоун?
— Да, ответ находится там. Если я не Кейн, то кто-нибудь по этому номеру знает, кто я такой на самом деле.
Они поехали обратно в Париж, исходя из того предположения, что будут менее заметны там среди городской толкотни, чем в изолированной сельской местности. Высокий блондин в очках в черепаховой оправе и малопривлекательная женщина с прической, напоминающей заучившихся студенток Сорбонны, не могли позволить себе поселиться в респектабельных отелях Монмартра. Они сняли комнату на Террасе на улице Монтре, зарегистрировавшись как супружеская пара из Брюсселя.
Теперь можно было начинать охоту.
Из телефонной будки, расположенной на улице Лафайет, был заказан телефон в Цюрихе на имя мистера Бриггса. Борн предполагал, что Жакелина Лавьер не теряла зря времени, чтобы передать во все инстанции сигнал опасности. Когда он услышал звонок на швейцарской стороне, то передал трубку Мари. Она уже знала, что следует сказать. Но шансов поговорить у нее не осталось. Оператор на международной линии вышел на связь и сообщил: — Мы сожалеем, но названный вами номер больше не функционирует.
— Нет ли у вас нового номера, у нас срочное дело?
— Телефон не обслуживается, мадам, и никакого другого номера не существует.
— Возможно, что я дала вам ошибочный номер. У меня действительно срочное дело, не могли бы вы сообщить мне название компании, которая арендовала этот номер.
— Боюсь, что это не возможно.
— Я же говорю, что мне необходимо срочно с ними связаться! Могу я поговорить с вашим начальством?
— Боюсь, мадам, что оно тоже вам ничем не сможет помочь. Этого номера даже не было в общем списке. До свидания.
Связь прервалась.
— Линия отключилась, — обратилась она к Борну.
— Нам нужно быстрее уходить отсюда.
— Ты полагаешь, что они могут проследить нас здесь в Париже? В общественной кабине?
— Через три минуты после звонка может быть установлен район, а еще через шесть он может быть блокирован. Можешь в этом не сомневаться.
— Как ты можешь это знать?
— Если бы я знал, то сказал бы. Пойдем.
— Джейсон, а почему бы нам не понаблюдать за этим со стороны? Как ты к этому относишься?
— Я не знаю за кем нам надо наблюдать, а они отлично это знают. Теперь они все имеют фотографию и у них повсюду имеются нужные люди.
— Но я уже выгляжу не так, как в той газете.
— Не ты, а я. Идем быстрее!
Они быстро шагали, пробираясь через толпы людей и, наконец, добрались до бульвара Малешерб в десяти кварталах от улицы Лафайет. Там их ждала очередная телефонная кабинка, которая отличалась от первой только тем, что теперь на линии не было оператора. Это уже был Париж. Мари вошла внутрь, набрала номер и, зажав в руке мелочь, приготовилась говорить.
Но то, что она услышала в ответ, шокировало ее: «Резиденция генерала Вилье. Добрый день… Хэлло? Хэлло?
Мгновение она не могла говорить, а просто в растерянности смотрела на телефон.
— Извините, — прошептала она, — я ошиблась и набрала не тот номер, и Мари повесила трубку.
— В чем дело? — осведомился Борн, открывая стеклянную дверь. — Что случилось? Кто это был?
— Это лишено всякого смысла. Я только что позвонила в дом одного из самых респектабельных и могущественных людей во Франции.
Глава 24
— Андре Франкос Вилье, — повторила Мари, прикуривая сигарету. Они уже вернулись в свою комнату на Террасу, чтобы вооружившись терпением обсудить возникшие новые обстоятельства. — Получил образование в Сен-Сире, герой Второй мировой войны, легендарный участник сопротивления и, до своего краха в Алжире, самый очевидный преемник де Голля. Джейсон, связывать такого человека с Карлосом просто невероятно.
— Связь есть и в этом нет сомнений. Можешь поверить.
— Но это очень трудно сделать. Ведь это многолетняя гордость Франции, семья, которая имеет истоки своей фамилии чуть ли не с XVII века. Сейчас он один из самых популярных депутатов Национального Собрания, человек, который уважает законы. Это все равно, что связь с мафией Дугласа Мак-Артура. Это бессмысленно!
— Давай немного поищем чего-нибудь. В чем состоял его разрыв с де Голлем?
— Алжир… В начале шестидесятых Вилье был связан с ОАС и был одним из полковников под командованием Салана. Они выступали против независимости Алжира, считая, что он безоговорочно должен принадлежать Франции.
— «Грязные алжирские полковники», — произнес Борн так же, как и многие другие выражения, не задумываясь над тем, откуда они к нему пришли и почему он их произнес.
— Это что-то значит для тебя?
— Может быть и должно значить, но я не знаю, что это такое.
— Подумай… Почему выражение «грязные полковники» должно иметь с тобой связь? Что первое приходит на ум? Быстро!
Джейсон беспомощно посмотрел на Мари, но затем какие-то ассоциации заставили его заговорить:
— Бомбы… внедрение агентов… провокации.
— Ты изучал их, изучал их технику и методы. Почему?
— Не знаю.
— И решения принимались на основе этого изучения?
— Думаю, что да.
— Что это были за решения? Что приходилось тебе решать?
— Разрушение.
— Что означает для тебя это слово?
— Я не знаю! У меня нет мыслей!
