Аннака опрометчиво попыталась ударить Макколла в живот, однако тот успел схватить ее за колено, рванул на себя, и женщина оказалась прижатой спиной к его груди. Левой рукой цэрэушник обхватил ее за шею, а ладонь правой прижал к ее правому виску. Он собрался свернуть ей шею.
* * *
Хан наблюдал все происходящее, укрывшись в кабинете на противоположной стороне коридора. Он видел, как Борн, отчаянно рискуя, выпустил из рук концы нейлонового шнура, который незадолго до того он столь умело набросил на шею Макколла, а затем, схватив убийцу за волосы, впечатал его голову в железную стойку для ящиков и вонзил большой палец руки в его глазницу.
Закричать Макколлу не позволило запястье Борна, оказавшееся между его челюстями, поэтому вызванный болью рев угас, не успев вырваться из глотки агента. Не желая сдаваться и тем более умирать, Макколл попытался ударить Борна, обрушив на него руку, похожую на кувалду. Молниеносным движением Борн извлек из складок своей одежды керамический пистолет и приставил его тупое рыло к левому уху Макколла. Американец уже успел подняться на колени. Он стоял на четвереньках, мотая головой, как раненый кабан, и прижимая ладони к изуродованному лицу с выдавленным глазом. Но это оказалось очередной уловкой профессионального «охотника за головами». Макколл сделал подсечку, и Аннака рухнула на пол. Его страшные руки обвились вокруг ее шеи, в этот момент Борн нажал на спусковой крючок своего керамического пистолета.
Звук от выстрела был очень слабым, но дыра в шее Макколла выглядела весьма убедительно. Даже расставшись с жизнью, Макколл не хотел отпускать Аннаку, и Борну пришлось поочередно разжимать его пальцы, чтобы освободить женщину от — теперь уже в буквальном смысле — мертвой хватки убийцы.
Борн наклонился, чтобы помочь Аннаке встать на ноги, но Хан заметил гримасу, исказившую его лицо, и то, как он прижал руку к правому боку. У него были сломаны ребра, и эта травма, по всей видимости, причиняла ему страшные мучения.
Хан отодвинулся в глубь пустого кабинета и скрылся в царившем там сумраке. Он до мельчайших подробностях помнил их последнюю схватку с Борном, то, с какой силой он бил его в бок и какой прилив энергии чувствовал при этом. Однако, как ни странно, сейчас, наблюдая результаты своих трудов, Хан не ощущал удовлетворения. Наоборот, он не мог не восхищаться мужеством и твердостью воли этого человека, который, несмотря на терзавшую его боль, не спасовал в схватке с поистине страшным противником, каковым являлся Макколл, наносивший ему удары в наиболее уязвимое место.
С какой стати в его голову лезут подобные мысли, со злостью спрашивал себя Хан. Ведь Борн отверг его! Несмотря на неопровержимые доказательства, он упрямо отказывался поверить в то, что Хан является его сыном. Что это может означать? Только то, что по каким-то лишь ему известным причинам он хотел по-прежнему считать своего сына мертвым. Не является ли это лишним свидетельством того, что он с самого начала не любил своего сына и не нуждался в нем?
* * *
— Команда поддержки прибыла несколько часов назад, — докладывал Джеми Халл Директору в ходе очередного сеанса видеосвязи. — Мы полностью ввели их в курс дела, ознакомили со всеми нюансами. Теперь ожидаем прибытия высокого начальства.
— Оно уже в пути. Через пять часов и двадцать минут президент Соединенных Штатов Америки ступит на землю Исландии. — Продолжая разговаривать с Халлом, Директор сделал знак Мартину Линдросу, пригласив его садиться. — Ради всего святого, заставьте меня поверить в то, что у вас все готово к его приему!
— Можете не сомневаться, сэр, мы полностью готовы.
— Великолепно! — обрадовался Директор, но в следующий момент он бросил взгляд на бумагу, лежавшую на письменном столе, и его лицо помрачнело. — Доложите, как складываются у вас отношения с товарищем Карповым.
— Никаких причин для беспокойства, — отрапортовал Халл, — я целиком и полностью контролирую ситуацию с Борисом.
— Слава богу! — с облегчением выдохнул Директор. — Отношения между нашим президентом и российским и без того напряжены. Вы не знаете, каких трудов, соплей и слез стоило убедить Александра Евтушенко сесть за стол переговоров. Представляете, в какой заднице мы окажемся, если ему станет известно о том, что вы и начальник его охраны готовы перегрызть друг другу глотки?
— Этого не произойдет, сэр.
— От всей души надеюсь на это, — прорычал Директор. — Держите меня в курсе двадцать четыре часа в сутки!
— Так точно, сэр, — сказал Халл, и после этого Директор прервал связь. Покрутившись в кресле, он провел пятерней по своей седой шевелюре и обратился к Линдросу:
— Мы вышли на финишную прямую, Мартин. У меня просто сердце разрывается оттого, что я вынужден торчать тут, за этим проклятым письменным столом в то время, как Джеми Халл находится на месте событий и командует парадом. У тебя нет похожего чувства?
— Есть, сэр.
Тайна, открывшаяся Линдросу во время его последнего рандеву с Драйвером, жгла его, словно раскаленный металл. Ему страстно хотелось уберечь начальника от сокрушительных новостей, однако служебный долг одержал верх, и, прокашлявшись, он заговорил:
— Сэр, я только что вернулся от Рэнди Драйвера.
— Ну и что?
Линдрос сделал глубокий выдох и подробно рассказал Директору все, в чем исповедался ему Драйвер. О том, что Конклин перетащил Феликса Шиффера из АПРОП в агентство, преследуя какие-то темные и никому не известные цели, что он намеренно спрятал Шиффера от всех и теперь, когда Конклин мертв, никто не знает, где находится ученый.
Выслушав все это, Старик ударил кулаком по столу.
— Твою мать! — завопил он. — Потерять засекреченного ученого накануне встречи на высшем уровне — это же катастрофа вселенского масштаба! Сука Алонсо-Ортис запечет мою задницу в кляре и не станет выслушивать никаких оправданий!
На несколько мгновений в кабинете воцарилась тишина. Президенты и мировые лидеры с портретов с упреком смотрели на двоих молчащих мужчин. Наконец Директор заговорил:
— Ты хочешь сказать, что Алекс Конклин похитил ученого, выдернув его из-под носа министерства обороны, и спрятал его у нас с тем, чтобы затем запрятать его еще дальше — хрен знает куда и хрен знает зачем?
Линдрос сидел неподвижно, положив руки на колени и не поднимая глаз. Он хорошо изучил Старика и поэтому знал, что сейчас лучше не вступать в дискуссию. Однако вопрос был задан, и отмолчаться уже не получалось.
— Ну-у, в общем-то... Я хочу сказать, что агентство подобными вещами не занимается, а уж Александр Конклин и подавно не стал бы так поступать, иначе он нарушил бы все существующие правила. — Линдрос поерзал на стуле, вспомнив о том, что он сумел разузнать, копаясь в сверхсекретном архиве «четыре-ноль». — Однако в ходе выполнения тех или иных заданий он позволял себе подобное. Вы сами знаете, сэр...
Действительно, Директор знал об этом, и даже слишком хорошо, и все же он возразил:
