– Сара назвала мое имя, да?
Борн сохранил свой голос нейтральным.
– Почему она должна была вспомнить про тебя?
– Назвала, ведь так? – Мута неистово извивался, тщетно пытаясь освободиться. – Что еще она сказала?
– Не помню.
– Ты должен помнить.
У него в руках Мута ибн Азиз. Оставалось только его раскрутить.
– Один врач как-то сказал мне, что описание забытых вещей, каким бы отрывочным оно ни было, способно воскресить в моем сознании эти воспоминания.
Самолет приближался к границе. Борн начал плавно спускаться вниз к зазубренным горным хребтам, среди которых так надежно скрывались самые жестокие и опасные террористические группировки в мире.
Мута недоверчиво уставился на него.
– Давай выясним вот что. Ты хочешь, чтобы я тебе помог. – Он невесело усмехнулся. – Я так не думаю.
– Ну хорошо. – Все внимание Борна было сосредоточено на проплывающих внизу ориентирах. – Это ведь ты спрашивал. А мне на самом деле все равно.
Лицо Муты исказилось. Борн видел, что его что-то терзает, но не мог понять, что именно. Внешне он не подавал признака, что ему есть до этого какое-то дело, однако ответ был нужен и ему. Борн сказал:
– До посадки осталось шесть минут, может быть, даже меньше. Так что ты приготовься. – Оглянувшись на Муту ибн Азиза, он рассмеялся. – Ах да, ты уже пристегнут.
И тут Мута сказал:
– Она не была случайной.
– К несчастью, – сказал. Карим аль-Джамиль, – Лаваль был прав.
Директор ЦРУ поморщился. Определенно, он не ожидал услышать дурные известия.
– Но ведь «Тифон» постоянно пользуется каналами связи ЦРУ.
– Совершенно верно, сэр. Но, перекопав горы электронного мусора, я обнаружил три сообщения, установить происхождение которых не удалось.
Они сидели рядом на шестом ряду справа от прохода в методистской церкви на Шестнадцатой улице. На стене за ними висела табличка, гласившая:
«НА ЭТОМ РЯДУ 25 ДЕКАБРЯ 1941 ГОДА ВО ВРЕМЯ РОЖДЕСТВЕНСКОГО БОГОСЛУЖЕНИЯ СИДЕЛИ РЯДОМ ПРЕЗИДЕНТ ФРАНКЛИН Д. РУЗВЕЛЬТ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ».
То есть эта встреча состоялась всего через три недели после нападения Японии на Перл-Харбор – для Америки это действительно были черные дни. Что же касается Великобритании, то она благодаря этой болезненной катастрофе приобрела могущественного союзника. Следовательно, это место имело особое значение для Старика. Именно сюда он приходил помолиться, разобраться в мыслях, набраться сил, чтобы и дальше заниматься своей грязной и трудной работой.
Глядя на папку, которую вручил ему первый заместитель, Старик понимал, что впереди его ждет именно такая работа.
Шумно вздохнув, он раскрыл папку. И ему в лицо ударила страшная правда, выведенная черным по белому. И все же, подняв взгляд, Старик дрогнувшим голосом спросил:
– Анна?
– Увы, это так, сэр. – Карим старательно следил за тем, чтобы держать руки на коленях. Он должен был показывать всем своим видом, что так же сражен этим разоблачением, как и Старик. Известие потрясло директора ЦРУ до глубины души. – Все три сообщения были переданы с ее личного портативного компьютера. Не штатного, выданного ЦРУ. Другого, о существовании которого мы не подозревали до самого последнего времени. Похоже, именно Анна подправила улики, ложно обвинившие Тима Хитнера.
Старик долго молчал. Они и до этого говорили тихо из-за поразительно хорошей акустики церкви, однако, когда он заговорил снова, Кариму пришлось наклониться к нему, чтобы его услышать.
– И каково содержание этих трех сообщений?
– Все они были зашифрованы, – ответил Карим. – Сейчас над ними бьются наши лучшие криптографы.
Старик рассеянно кивнул.
– Отлично сработано, Мартин. Не знаю, что бы я делал без тебя.
Сегодня, сейчас, он выглядел полностью на свой возраст и даже старше. С известием о страшном предательстве Анны его покинула искра жизни. Ссутулившись, директор вобрал голову в плечи, словно ожидая нового физического удара.
– Сэр, – тихо произнес Карим аль-Джамиль, – необходимо срочно что-то предпринять.
Директор ЦРУ кивнул, однако его взгляд был устремлен в пустоту, сосредоточенный на мыслях и воспоминаниях, о которых его спутник не мог и догадываться.
– Полагаю, все это нужно решить тихо, – продолжал Карим. – Только вы и я. Что скажете?
Слезящиеся глаза Старика всмотрелись в лицо заместителя.
– Да, решение должно быть тихим, обязательно. – Его голос превратился в шепот. На слове «решение» он дрогнул.
Карим встал.
– Идем?
Директор ЦРУ поднял на него взгляд, проникнутый черным ужасом.
– Прямо сейчас?
– Так будет лучше, сэр… для всех. – Карим помог Старику подняться на ноги. – На работе Анны нет. Полагаю, она у себя дома.
С этими словами он протянул директору пистолет.
Через несколько часов Катя вернулась в лазарет, чтобы проверить, как заживает распухшее горло Линдроса. Она опустилась на корточки рядом с низкой койкой, на которой он лежал. Но едва ее пальцы прикоснулись к неумело наложенным бинтам, как в глазах у нее блеснули слезы.
– Я это не умею, – тихо промолвила Катя, словно разговаривая сама с собой. – Я это совсем не умею.
Линдрос внимательно наблюдал за ней, перебирая в памяти окончание предыдущего разговора. Он гадал, нужно ли ему что-нибудь сказать или же, открыв рот, он лишь оттолкнет Катю от себя.
После долгого, натянутого молчания Катя наконец сказала:
– Все это время я размышляла над вашими словами.
Она наконец посмотрела ему в лицо. Глаза у нее оказались необычного серо-голубого цвета, похожие на предгрозовое небо.
– И теперь я прихожу к выводу, что Костин хотел, чтобы Фади сделал мне больно. Почему? Зачем ему это нужно? Потому что он боится, что я от него уйду? Потому что хочет показать, как опасен мир за пределами его личного мирка? Не знаю. Но он не должен был… – Потрогав опухшую щеку, Катя вздрогнула от прикосновения своих нежных пальцев. – Он не должен был позволять Фади меня бить.
– Да, не должен был, – подтвердил Линдрос. – В его силах было остановить Фади. И ты это прекрасно понимаешь.
Молодая женщина молча кивнула.
– В таком случае помоги мне, – продолжал Линдрос. – Иначе никто из нас не выберется отсюда живым.
– Не знаю… не знаю, смогу ли я.
– Тогда я тебе помогу. – Линдрос уселся в койке. – Если ты позволишь, я помогу тебе измениться. Но ты должна сама этого захотеть. Захотеть так сильно, чтобы пойти на любой риск.
