– Ты с ними знакома?
– Они входили в группу преподавателей, приглашенных Джи-2. Возможно, они меня вспомнят, но гарантировать это я не могу.
– Можешь считать, они тебя уже вспомнили. Кто-нибудь еще?
– Свяжись с армией, там тоже есть толковые ребята.
– Естественно.
В Вашингтоне работой занялся Фрэнк Шилдс, а Джеффри Уэйтерс связался с руководством французского Второго бюро. Прошло сорок восемь часов, на протяжении которых подполковник Монтроз безуспешно пыталась раскрыть секрет компьютеров центра связи Матарезе. К утру третьих суток семь лучших умов в компьютерных технологиях собрались в Лондоне, откуда их переправил в Амстердам по воздуху Лютер Консидайн. Особняк на Кайзерсграхт был полностью изолирован; его круглосуточно охраняли сотрудники британской МИ-6 в штатском, сменившие оперативников, участвовавших в захвате здания, которые возвратились в Великобританию. Обитель ван дер Меера занимали Камерон, Лесли, семь компьютерных гениев и прислуга из четырех человек, англичан, но свободно владеющих голландским.
Когда позвонил один из техников, обслуживавших компьютеры Матарезе, желающий поговорить с господином ван дер Меером, ему ответили, что хозяин дома покинул по делам пределы Нидерландов. У этого человека, бывшего в курсе текущих событий, возникли подозрения. Подъехав к особняку на Кайзерсграхт, он понял, что беспокоился не напрасно. Техник обзвонил всех своих коллег.
– Держитесь от Кайзерсграхт подальше. Там что-то произошло!
С первого же общего собрания, которое состоялось в гостиной на втором этаже, стало очевидно, что группу компьютерных специалистов возглавит Аарон Гринвальд из Калифорнии. Это был худой, даже тощий мужчина лет сорока с приятным лицом и мягким, чарующим голосом. Если что-то в его облике и намекало на блестящий ум, так это глаза. Его взгляд, лучась добротой, при этом был проницательным, полностью сосредоточенным на том человеке, с которым он разговаривал. Казалось, компьютерный гений слой за слоем приподнимает пласты, находя в своем собеседнике то, что упускали другие. Группа состояла из пяти мужчин двух женщин, в том числе Лесли Монтроз. Как только все расселились по комнатам и разобрали свои вещи, был составлен предварительный график работ. Все собрались в гостиной внизу, и слово взял Гринвальд.
– Мы последовательно изучим каждый компьютер от альфы до омеги, используя все имеющиеся в нашем распоряжении средства и тщательно фиксируя каждый задействованный метод. Я составил перечень предложений, однако именно так и нужно к ним относиться – как к предложениям. Пожалуйста, не чувствуйте себя стесненными их рамками; не обращайте на меня внимания, каждый из вас должен дать полную волю своему творческому потенциалу. Да, кстати, мы вскрыли код управления лифтом и отключили блокировку последнего этажа. Но только помните, за раз в кабине поднимаются не больше трех человек. И, наконец, для максимальной производительности работы будут вестись круглосуточно. Расписание дневных и ночных смен вывешено в обеденном зале наверху.
Началась работа, напряженная, кропотливая. Опустошительная, изматывающая, монотонная, она продолжалась круглые сутки, ибо каждый стремился внести максимальный вклад в общее дело. На расписание смен с самого начала никто не обращал внимания: сон приходил тогда, когда без него уже нельзя было обойтись; ради еды прерывались тогда, когда позывы голода начинали мешать работе мысли. Время от времени кто-то отрывался от своего компьютера и подходил к соседу, подсказывая, советуя, внося свежую струю. По мере того как обрабатывалась каждая крупица информации, открывающая новые возможности, нарастало общее возбуждение. Однако нераскрытого, неразгаданного, неуловимого все еще оставалось во много раз больше.
– Должно быть что-то общее, – твердил Гринвальд, занявший место за операторской консолью на возвышении. – По крайней мере, какая-то часть, единый предварительный код доступа, открытый всем.
– Это все равно как код города, да, Аарон? – спросила Лесли Монтроз, сидевшая слева от калифорнийского ученого.
– Да, идентификационная последовательность символов, предшествующая коду на каждое конкретное оборудование. Это необходимо для повышения эффективности, а также служит своего рода логотипом, заставкой.
– Определенно, подобное предположение полностью соответствует общей концепции, – согласился Прайс. Стоя за спиной Гринвальда, он с восхищением наблюдал за тем, как его пальцы танцуют по клавиатуре. – За всем этим стоит неукротимое честолюбие.
– Имя которому, разумеется, Матарейзен, – с отвращением промолвил Аарон. – Ну как, у сэра Джеффри есть какой-нибудь прогресс?
– Нет, отчего он на стену лезет. Этот тип неприступен, будто Гибралтарская скала. Ему вводили все известные «сыворотки правды» от пентотала до старого доброго скополамина – безрезультатно. У него склад ума бездушного робота. Матарейзен повержен, но, по словам Уэйтерса, ведет он себя так, словно одержал победу. Его держат в залитой светом камере, ему не позволяют спать, еды и питья дают столько, чтобы только поддерживать жизненные силы… но ему все нипочем. У него бычье здоровье.
– Он или загонит себя в могилу, или сломается, – заметил Гринвальд. – Будем надеяться, случится второе, и не слишком поздно.
– Почему вы так говорите?
– Я снова и снова думаю о временны́х рамках. Матарейзен запустил какой-то неудержимый процесс, который теперь уже идет без его участия. Все четко спланировано; щупальца заговора протянулись по всему земному шару.
– И мы до сих пор понятия не имеем, о чем идет речь. Единственный наш прорыв – это то, что узнал Скофилд о каких-то «пожарах на Средиземноморье».
– Значит, возвращаемся назад к альфе и омеге, к основным темам и их вариациям.
Прорыв!
Он наступил в 3:51 ночи на четвертые сутки. Специалист из Парижа Пьер Кампион ворвался в спальню к Гринвальду, куда полностью истощенный глава группы удалился меньше получаса назад.
– Аарон, Аарон, проснитесь, mon ami! – воскликнул француз. – Кажется, получилось!
– Что… что? – Усевшись в кровати, Гринвальд быстро сбросил ноги на пол. Он был в мятой одежде, его большие близорукие глаза были красными от недосыпания. – Когда? Как?
– Всего несколько минут назад. Это оказалась алгебраическая комбинация тех величин, о которых вы уже говорили, – уравнения, Аарон! Идемте, Камерон и Лесли уже там. Мы не хотели – мы не посмели продолжать без вас.
– Дайте я плесну в лицо холодной воды, чтобы хоть чуть прийти в себя. Где мои очки?
– У вас на носу.
Наверху в огромном центре связи пятеро специалистов обступили плотным кольцом Камерона Прайса, который занял место Гринвальда за консолью на возвышении.
– Символы «М» и «Б» разложены в последовательности и приведены к общему знаменателю, – задумчиво произнес Аарон.
– Барон Матарезе, – объяснил Камерон. – Гигант, источник всего того, что у них есть. Он не выходил из головы Матарейзена, и тот уступил навязчивой мысли.
