– Но почему это исключает участие Джеффри и коммандос из Второго бюро? – настаивал Камерон.
– Чтобы ответить, мне нужно вернуться на тридцать лет назад, – задумчивым шепотом начал Брэндон, заново переживая воспоминания далекого прошлого. – Поместье Эпплтонов в пригороде Бостона. Это правда, что я устроил взрывы по всему его периметру; но когда разверзлась преисподняя и трупы посыпались на землю подобно светлячкам в проливной дождь, прогремели новые взрывы, от которых внутри особняка вспыхнул пожар. Предводители Матарезе заложили в своей святая святых зажигательные бомбы, обеспечив полное уничтожение всех архивов и документов. По-видимому, очищение огнем является фирменным знаком Матарезе.
– «Пожары на Средиземноморье», – приглушенным шепотом произнес Прайс. – Я все ломаю голову, что бы это могло значить.
В это время курящие слуги неспешной походкой направились к лесу, на опушке которого притаились Брэндон и Камерон.
– Шшш!
Слуги прошли в каких-нибудь восьми шагах от них, обжимаясь, словно парочка опьяненных гормонами подростков. Повернув на юг, под защиту деревьев, они начали буквально раздевать друг друга.
– Если бы сейчас на дворе была ночь, – прошептал Скофилд, – мы бы взяли обоих и выяснили, кто в доме.
– Сейчас не ночь, что будем делать?
– Вернемся на аэродром и будем ждать. Ночи, я хотел сказать. Уходим.
– О господи!
– Ты предпочитаешь дожидаться темноты здесь, в окружении насекомых и змей?
– Пошли, – согласился Прайс.
Возвратившись на аэродром в Сенетозе, они застали Лютера в примитивной одноэтажной диспетчерской «башне». Летчик дремал в кресле; из лежащих рядом наушников доносился негромкий треск статического электричества. В противоположном углу помещения сидел за пультом дежурный диспетчер, листающий журнал.
– Лютер, – тронул Консидайна за плечо Камерон.
– Ого! – Изумленный летчик открыл глаза. – Вы вернулись. Что стряслось?
– Расскажем на улице, – предложил Беовульф Агата. – Пойдем прогуляемся.
Расхаживая по газону вдоль взлетно-посадочной полосы, Скофилд и Прайс ввели Лютера в курс дела, объяснив, что они обнаружили в Порто-Веккио и что им до сих пор неизвестно.
– Похоже, вам нужна помощь, – заметил Консидайн. – Пришло время вызывать этих французских коммандос…
– Нет! – решительно остановил его Брэндон. – Потому что мы не знаем, какие меры предосторожности будут приняты с наступлением темноты. Переждем светлое время суток. Помощь мы звать не будем – пока не будем, а может быть, и вообще не будем.
– Почему?
– Потому, лейтенант, что при виде приземлившегося здесь огромного самолета, да еще такого, из которого выгружается отряд вооруженных до зубов коммандос, слухи промчатся с быстротой лесного пожара. Я знаю Матарезе; они платят местным жителям как раз за подобные услуги.
– Ты с самого начала не собирался никого звать, ведь так? – спросил Прайс, давая выход гневу.
– Ну, Уэйтерсу приятно думать, что коммандос наготове, и если здесь действительно станет жарко, всегда можно будет их вызвать. Ночью, после того как мы вернемся в замок.
– Просто замечательно! – взорвался Камерон. – После того, как увели лошадь, черт побери, запирайте конюшню, твою мать! Что ты задумал? Самоубийство? Рейд двух камикадзе?
– Успокойтесь, молодой человек, все не так уж плохо.
– Эй, вы, мошенники, вы снова сбили меня с толку, – спросил озадаченный Лютер. – Отряд опытных диверсантов готов выполнить любой ваш приказ, а вы не собираетесь прибегать к их помощи? Бога ради, почему?
– Вот этот человек боится, что в таком случае мы упустим главный приз.
– Какой еще главный приз?
– Ту информацию, которая нам жизненно необходима, и, возможно, он прав. Один неверный шаг – и Матарейзен отдает приказ действовать, после чего уничтожает все свои архивы. А мы до сих пор не знаем, что произойдет дальше, где, и кто за этим будет стоять.
– Я сам не смог бы выразиться лучше, – признал Скофилд. – Кстати, о трюизмах, – нам с Камом не помешало бы немного вздремнуть. Ночь предстоит бессонная, а ему и так выдалась пара бурных денечков.
– Согласен, – сказал Прайс. – Но где?
– У северной оконечности взлетно-посадочной полосы есть какая-то хибара, где отдыхают экипажи. Этот недоделанный диспетчер сказал, что мы можем ей воспользоваться.
– Я вымотан не меньше Кама, но я не собираюсь бросать самолет.
– Ты его уже бросил, когда дрых в диспетчерской, – возразил Прайс.
– Нет, не бросил. Я привязал к маскировочной сети десяток тяжелых гаечных ключей. Если бы кто-нибудь попытался ее снять, поднялся бы такой грохот, что проснулось бы семейство кротов на глубине восьми футов под землей. И я бы пулей выскочил на улицу, кстати, сам готовый стрелять.
– У этого юноши есть способности, – заметил Брэндон, направляясь к домику в конце взлетно-посадочной полосы.
– Проклятие, где ты пропадал? – проорал в трубку Джемисон Фаулер.
– Мне пришлось уехать из города, – осторожно ответил Стюарт Николс, юрист брокерской фирмы «Суонсон и Шварц».
– Знаешь, на такое объяснение я не куплюсь. Вдруг ни с того ни с сего я не могу дозвониться ни до Уайтхэда, ни до тебя, и автоответчик Вальберга твердит, что и он уехал из города! Что это такое за место «из города»? Какой-нибудь эксклюзивный центр отдыха?
– Успокойся, Джемисон. У каждого из нас есть своя личная жизнь.
– Да ты даже говоришь не своим голосом. Происходит что-то дрянное, и я хочу знать, что это такое, твою мать! И не пори мне эту чушь про то, что нецензурная брань является следствием недостаточного словарного запаса.
– В твоем случае от этого все равно не будет никакого толку, так что я промолчу.
– Ну да, это говорил не ты, а другой. Черт побери, где этот Вальберг? В Вашингтоне, мать его?
– Вальберг живет в Филадельфии, и тебе это прекрасно известно. Зачем ты приплел Вашингтон?
– Скажем так, – начал Фаулер, обливаясь по́том в прохладе гостиничного номера. – До меня дошли кое-какие слухи, вот почему я – мы должны найти этого еврея!.. Ты знаешь, у меня в Вашингтоне много друзей, весьма влиятельных, которые регулярно получают от меня щедрые подношения, и один из них сказал… сказал… сказал, что…
– Что он тебе сказал? – прервал Николс.
– Что нашего Бена видели в здании ФКТ.
– Федерального комитета по торговле? Ничего не понимаю.
– Предположим, наш еврейчик перетрусил и решил прикрыть себе задницу. Ты знаешь, как хитры иудеи. Причем он мог бы сделать это, не бросая тень подозрения на себя: что-нибудь вроде «до меня дошли слухи, будто…».
