– Разве Брэндон тебе ничего не говорил?
– А что он должен был мне рассказать?..
– Эта мысль показалась мне превосходной, и, зная, что в Нью-Йорке у нас есть одно укромное местечко, я поддержал Брэндона.
– Он мне ничего не говорил!
– Прошлой ночью в Соколином Гнезде я как раз собирался поделиться с тобой своими соображениями, но, если ты помнишь, ты отправилась спать в отдельную спальню.
– Да я была в бешенстве! Подумать только, великовозрастный дурень, которому уже под семьдесят, отправляется ночью под пули. Тебя ведь могли убить!
– Но не убили же, ведь так?
– Эй, пожалуйста, прекратите семейные разборки! – остановил их Шилдс.
– Я требую объяснений. Зачем мы сюда приехали, Брэй?
– Как только ты успокоишься, старушка, я все тебе объясню… Нью-Йорк является одним их центров мировых финансов, надеюсь, ты с этим согласишься?
– Ну и что?
– Международные финансы крайне важны для Матарезе, именно их они и стремятся прибрать к рукам, если уже не прибрали. Далее, в их деятельности есть еще один «обязательный» момент, и я знаю об этом, потому что мы с Талейниковым видели все своими глазами, прошли через это и, черт возьми, едва не поплатились жизнью, так как проникли в эту тайну…
– Муж мой, я тоже была там.
– Возблагодарим за это господа, старушка. Если бы не ты, нас обоих не было бы в живых. Но то, о чем я сейчас говорю, произошло еще до тебя; это случилось в самом начале, когда мы вышли по следу Матарезе на Корсику.
– Брэндон, о чем ты, черт побери? – взорвался Шилдс.
– Косоглазый, опомнись, я же тебе рассказывал.
– Ах да, да, теперь я вспоминаю. Именно потому мы здесь. Извини, Тони, просто твой муж… он… любит мелодрамы, а я смертельно устал.
– Да объясните же мне, наконец! – крикнула Антония.
– Высшее руководство Матарезе никогда не раскрывает своим подчиненным – если хочешь, подданным – сведения о неудачах. Такое ощущение, что оно боится признать собственную уязвимость, ибо в этом случае разольется волна страха разоблачения.
– Ну и?
– Видишь ли, старушка, с Уичито все кончено – каюк, крест, точка, погасшая на экране радара. Но я готов поставить свои счета в офшорных банках, что подчиненным об этом ничего не известно.
– Свои что?..
– Заткнись, Косоглазый. Ты настолько старше меня, что уже не можешь запомнить то, о чем я тебе говорил не далее как вчера.
– Последнее твое заявление я слышу в первый раз. Счета в офшорных банках – о господи!..
– Итак, милая моя Тони, я намереваюсь выдать себя за большого босса из Матарезе – только что прибывшего из Амстердама, который, похоже, играет в этой организации какую-то важную роль. Я собираюсь «по секрету» рассказать всем и вся, что Уичито настала крышка, труба, finito.
– Кому «всем и вся»? С кем ты собираешься встречаться?
– С председателями правлений, президентами, управляющими, главными бухгалтерами тех нескольких десятков компаний и корпораций, которые устроили все эти слияния, объединения, покупки и прочие проделки. У нас уже есть список из тридцати восьми подозрительных субъектов, в Штатах и в Европе. Уверен, кто-нибудь расколется.
– Брэндон, если ты прав, – вмешался Шилдс, – предположим, кто-нибудь свяжется с Амстердамом?
– Вот мы и протрем окна, Косоглазый. Я объясню, что Амстердам, возможно, станет следующим Уичито, и мой совет – совет нового могущественного игрока – держаться подальше от Амстердама, поскольку там и так наломали достаточно дров.
– Брэй, но ты думаешь, что тебе поверят?
– Любовь моя, мы с Талейниковым долгие годы оттачивали свое зловещее мастерство как раз для таких случаев. За каждым моим словом будем стоять мы оба. Видит бог, нам поверят!
В шотландской деревушке Лох-Терридон наступило утро; за переплетчатым окошком небольшого обеденного зала гостиницы виднелись мокрые от росы поля, уходящие к горам. Завтрак подходил к концу; посуду уже убрали, и на столе оставались только вместительные чайник и кофейник. За столом сидели Лесли Монтроз с сыном, Камерон Прайс и Лютер Консидайн, старший лейтенант ВМФ Соединенных Штатов. Морской офицер только что выслушал рассказ обо всех загадочных и страшных событиях, которые в конечном счете привели его на Британские острова.
– Это же какое-то безумие! – воскликнул военный летчик.
– Однако так обстоят дела, – возразил Прайс.
– Вы уверены в том, что мне можно было рассказывать все это? – спросил Консидайн.
– Не уверен. Но разрешение поступило с совершенно неожиданной стороны, спорить с которой не посмеет никто…
– А, понимаю, – вмешался летчик. – Его дал заместитель директора ЦРУ, с которым я имел беседу по телефону. Если не ошибаюсь, некий мистер Шилдс.
– Нет, в данном случае он лишь мелкая пешка.
– В таком случае, кто?
– Ваш юный друг Монтроз-младший, с которым вы познакомились в Манаме.
– Джеми? – Консидайн недоуменно посмотрел на подростка. – Малыш, черт возьми, а ты тут при чем?
– Без вас, Лютер, я скорее всего сейчас лежал бы на дне заброшенного колодца в Бахрейне. Вы имеете полное право знать, ради чего рисковали быть разжалованным в простые матросы, не забыли?.. Кроме того, когда вы станете адмиралом, может быть, вы поможете мне устроиться в авиацию флота или морской пехоты, где служил мой отец.
– Не знаю, то ли мне тебя благодарить, то ли бежать отсюда как от чумы! Все это выше моего максимального потолка. Целые горы дерьма, всемирный заговор с целью прибрать к рукам финансы половины земного шара…
– Чтобы затем прибрать и вторую половину, лейтенант, – прервала его Лесли Монтроз. – Наши враги добиваются своего подкупом и страхом. Я и мой сын были лишь мелкими фигурами в игре, целью которой было устранение одного человека, знакомого с прошлым Матарезе и, возможно, способного указать дорогу в настоящее.
– Да-да, эта самая Мата… как ее там? Что это такое, подполковник Монтроз?
– Это название берет начало от фамилии, Лютер, – ответил за Лесли Прайс. – От фамилии одного корсиканца, чьи идеи стали идеологией международной монополии, гораздо более могущественной, чем мафия.
– Как я уже говорил, это выше моего максимального потолка.
– То же самое можно сказать и про нас, лейтенант, – согласилась Лесли. – Мы оказались не готовы к этому; ни у кого из нас нет подготовки, чтобы этому противостоять. Нам остается только сражаться каждому на своем поле боя, моля бога о том, чтобы те, кто над нами, принимали верные решения.
Консидайн озабоченно покачал головой.
– И что мы будем делать дальше?
