– А я уверен, что вам рассказали обо мне и кое-что еще.
– Например? Рамирес опустился в кресло напротив Питера.
– Например, что я вечно всем недоволен, а может, вообще законченный брюзга. Возмутитель спокойствия из Пуэрто-Рико, считающий, что его всюду обходят из-за национальной принадлежности.
– Я слышал о дурной шутке моряков, она мне не понравилась.
– Вы имеете в виду вечеринку, где на меня надели куртку официанта?– На лице майора непроизвольно появилась улыбка.– Не вижу в этом ничего дурного. К тому же эту шутку я сам и придумал.
– Неужели?
– Я работаю в специализированном управлении Пентагона, которое занимается вопросами весьма деликатного свойства. Деятельность эта не имеет ничего общего с разведкой в буквальном смысле. В отсутствие более подходящего термина мы называем его управлением по связям с национальными меньшинствами.
– Вы серьезно, майор?
– Я не майор. Мое воинское звание – бригадный генерал. В июне я, несомненно, получу вторую звезду. Видите ли, майору, да еще моего возраста гораздо проще бывать во многих местах и входить в контакт с людьми, чем полковнику или генералу.
– И вам приходилось прибегать к экстремальным мерам?-спросил Питер.
– Сегодня военное ведомство сталкивается с необычными проблемами. Об этом не любят говорить, но факт остается фактом: вооруженные силы комплектуются из тех, кто нигде не может найти работу, из отбросов общества. Догадываетесь, к чему это ведет? – Конечно, боеспособность вооруженных сил ухудшатся.
– Не то слово. Происходят такие случаи, как во вьетнамской деревушке Милай. Солдаты наших разбросанных по всему свету войск торгуют наркотиками столь же откровенно, как продуктами из армейского пайка. А может случиться и кое-что похуже. И этого, видимо, долго ждать не придется. Из-за нехватки кадров с должным уровнем образования при растущей общей численности войск ухудшается и управление войсками. Если взглянуть на все это с точки зрения истории, то становится страшно. Не будем говорить о Чингисхане или казаках. Это всего– навсего варвары Есть более поздний пример. Когда преступникам удалось взять под контроль немецкую армию, родился нацистский вермахт. Теперь вы понимаете? Питер слегка покачал головой. Выводы майора показались ему явно преувеличенными.
– Я не могу поверить в существование какой-либо негритянской террористической банды.
– И мы не верим. Статистика подтверждает то, что мы давно подозревали. В среднем негры, поступающие на военную службу, приходят с более правильными убеждениями, чем белые. Те, кто таких убеждений не имеет, пополняют ряды преступного мира. Это довольно простая формула, отбросы тянутся к отбросам. И все они-представители национальных меньшинств. Их с детства окружают безработица, нищета, невежество.
– И армия решает эту проблему с помощью вашего управления?
– Мы являемся начальной ступенью в этом процессе. Мы пытаемся подобрать ключ к представителям национальных меньшинств, поднять их общеобразовательный уровень, в общем, сделать их лучше, чем они есть. С этой целью у нас осуществляются образовательные программы, мы стараемся сгладить чувство обреченности у этих людей, воспитать у них достоинство. Короче говоря, мы делаем многое из того, на что, по мнению либералов, просто не способны. Что-то было не так в словах Рамиреса, что-то не укладывалось в голове Питера.
– Все это очень интересно,-сказал он,-но как это связано с генералом Макэндрю, с тем, что я видел на Арлингтонском кладбище?
– А почему вы вспомнили о Часоне?-в свою очередь спросил бригадный генерал. Питер отвел взгляд в сторону, посмотрел на фотографии и сувениры, развешенные по стенам, и опять вспомнил кабинет Макэндрю.
– Не могу сказать каким образом, но слухи о Часоне всплыли после отставки Макэндрю. Вероятно, это как-то связано с его отставкой.
– Весьма мало вероятно.
– Потом я увидел вас на Арлингтонском кладбище,-продолжал Ченселор, не обращая внимания на слова Рамиреса.– Не знаю почему, мне подумалось, что эти факты каким-то образом связаны. И я оказался прав. Несколько минут назад вы хотели захлопнуть дверь перед моим носом, но стоило упомянуть о Часоне, и вы пригласили меня войти.
– Сыграло роль простое любопытство,– объяснил Рамирес.-Часон-довольно жгучая проблема.
– Однако, прежде чем начать разговор о нем,-сказал Питер, снова игнорируя замечание Рамиреса,-вы постарались, чтобы я узнал о деликатном характере деятельности вашего управления. Вы меня к чему-то готовите, не правда ли? Так почему же вы ненавидели Макэндрю?
– Ну хорошо, я расскажу вам об этом.-Рамирес уселся в кресле поудобнее. Питер чувствовал, что генерал затягивает разговор, чтобы выиграть время и преподнести ему правду, перемешанную с ложью. Сам Питер не раз ставил героев своих произведений в подобное положение.
– Мы все работаем лучше тогда, когда задействованы наши чувства. Хоть я не нытик, но я-недовольный человек и был таким в течение всей своей службы. Более того, я всегда казался злым человеком, и по многим причинам объектом моей злости был Макэндрю. Он причислял себя к элите общества, был самым настоящим расистом. Как ни странно, он и прекрасным командиром стал именно потому, что всегда считал себя выше других. По его мнению, ошибки командиров среднего звена являлись следствием того, что на них налагали обязанности, превышавшие их способности. Он частенько изучал списки личного состава и по фамилиям пытался определить национальную принадлежность каждого. Сделанные им выводы очень часто ложились в основу, его решений. Рамирес закончил свой рассказ. Ченселор хранил молчание. Он был слишком взволнован, чтобы продолжать разговор. В словах собеседника он улавливал и правду, и ложь.
-Значит, вы хорошо знали генерала,-проговорил наконец Питер.
– Достаточно хорошо, чтобы понять его вероломную душу.
– А жену его вы знали? Рамирес снова напрягся, но это напряжение исчезло почти мгновенно.
– Это печальный случай. Несчастная, психически неуравновешенная женщина. Пустышка, у которой было слишком много слуг и слишком мало забот, да к тому же алкоголичка. Она свихнулась…
– Я не знал, что она была алкоголичкой.
– Дело не в терминологии.
– Разве не было несчастного случая, когда она едва не утонула?
– С ней разные "происшествия" случались, среди них и несколько дурного свойства, насколько мне известно. Но, с моей точки зрения, самым крупным несчастьем было ее безделье. Вообще-то я знаю о ней очень немного. И снова Питер почувствовал, что Рамирес лжет. Бригадный генерал, видимо, хорошо знал мать Элисон, но предпочитал ничего не рассказывать. "Пусть будет так", – решил Ченселор и вспомнил слова Барака: "Не о нем, а о ней. Он только приманка…"
– Это все, что вы хотели мне сообщить?-спросил Питер.
– Да, я честно поведал вам все. А что вы слышали о Часоне?
