Аль-Хасан колебался. Он не доверял Гриффину, но в данном случае этот бывший сотрудник ФБР мог оказаться и прав. Тогда пусть сам решает, что делать с этим типом дальше и что ему нравится меньше.
Билл Гриффин почувствовал, как с плеч свалилась неимоверная тяжесть. Но успокаиваться было рано — слишком уж хорошо он знал Смити. Если Джон заподозрил, что смерть Софи не была случайной, он уже не отступится. И, однако, Билл надеялся, что этот упрямец поверит в то, что его невеста допустила какую-то ошибку в лаборатории. И что все эти нападения на него самого никак не связаны с ее смертью. И если никто его больше не тронет, он в конце концов, успокоится. Тогда его Смити будет вне опасности и волноваться о друге Биллу будет незачем.
* * *
В подвальном помещении прозекторской, блиставшей кафелем и нержавеющей сталью, Смит не сводил глаз с патологоанатома Латфаллы. Вот тот отошел от стола, где производилось вскрытие. В холодном воздухе остро пахло формальдегидом. Мужчины были одеты в одинаковые зеленые комбинезоны.
Латфалла вздохнул.
— Это он, Джон. Вне всякого сомнения. Он умерла от сильнейшей вирусной инфекции, полностью разрушившей ее легкие.
— Что за вирус? — глухо спросил из-под маски Смит, хотя прекрасно знал, какой последует ответ.
Патологоанатом покачал головой.
— Вопрос не ко мне. Скорее, к вам и вашим Эйнштейнам в Детрике. От легких почти ничего не осталось... но это не пневмония. И не туберкулез. Я вообще никогда не видел ничего подобного. Быстрое разрушительное действие.
Смит кивнул. Затем гигантским усилием воли заставил себя не думать о том, кто лежит сейчас разрезанный на куски на холодном столе из нержавеющей стали со всеми этими желобками для сбора крови. И вместе с доктором Латфалла принялся собирать пробы крови и тканей.
* * *
Лишь много позже, когда они закончили вскрытие и Смит снял с себя зеленую шапочку, маску и перчатки, а также зеленый комбинезон и уселся в одиночестве на длинную скамью, что стояла у входа в прозекторскую, он смог снова дать волю своим чувствам. И стал думать о Софи.
Он слишком долго ждал. Слишком много и часто ездил по всему миру, слишком долгие устраивал перерывы. Он лгал себе, говоря, что рядом с Софи уже больше не является ковбоем. Все это вранье. Даже после того, как сделал ей предложение, тут же умчался в очередную из своих поездок. А теперь потерянного времени не вернуть.
Боль, которую он испытывал при мысли о том, что потерял ее навеки, казалась сильней и острей любой физической боли, что доводилось испытывать прежде. Невыносимо было смириться с мыслью, что они уже больше никогда не будут вместе. Он опустил голову, закрыл лицо руками. Он страшно тосковал по ней. Крупные слезы сочились сквозь пальцы. Сожаление. Чувство вины. Скорбь. Он весь содрогался от тихих рыданий. Ее больше нет, а ему так хочется снова обнять ее, прижать к себе крепко-крепко.
Глава 9
9.18 утра
Бетесда, Мэриленд
Большинство людей ошибочно полагают, что Национальный институт здоровья — это некое цельное и единое заведение. На деле же раскинувшийся на площади свыше трехсот квадратных акров в Бетесде, всего в десяти милях от Капитолийского холма, ВНИИЗ состоит из двадцати четырех отдельных институтов, центров и подразделений, где в общей сложности работает свыше шестнадцати тысяч человек. Невероятно высок процент обладателей ученой степени — около шести тысяч. Здесь, на ограниченной и сравнительно небольшой территории, собрано больше блестящих умов, чем в большинстве колледжей и даже штатов.
Лили Ловенштейн размышляла об этом, глядя из окон своего кабинета, находившегося на верхнем этаже одного из семидесяти пяти зданий кампуса. Взгляд ее рассеянно скользил по пышным цветочным клумбам, зеленым лужайкам, окаймленным аккуратно подстриженными деревьями, автостоянкам и корпусам центра, в которых трудилось множество высокообразованных и талантливых людей.
Она искала ответ там, где его нет и никогда не было.
Директор Федерального медицинского информационного центра (ФМИЦ) Лили и сама была высокообразованным и опытным специалистом и находилась на пике своей карьеры. И вот теперь, сидя в своем просторном кабинете, она смотрела в окно, но не видела ни зданий, ни людей, ни всего остального. Она видела и думала лишь о собственной проблеме. Проблеме, которая лишь разрасталась все эти долгие годы и вот теперь готова была раздавить ее своим весом, словно навалившаяся всем телом огромная горилла.
Лили была прирожденным и азартным игроком. Все равно, во что играть, она была привержена всем играм. Сначала она проводила каникулы исключительно в Лас-Вегасе. Позднее, поступив на первую свою работу в Вашингтоне, стала ездить в Атлантик-Сити, там доступ к игорным столам был быстрее и проще. Она ездила играть в Атлантик-Сити каждый уик-энд, иногда вырывалась и в середине недели, на день или вечер. И страсть к игре росла вместе с долгами.
Если б только она могла остановиться, ограничиться, допустим, игрой в казино и краткими поездками в Пимлико и Арлингтон, проблема бы не переросла в неразрешимую. Однако она продолжала вести все тот же образ жизни, и денег, несмотря на весьма внушительную зарплату, постоянно не хватало, и продолжались проблемы с семьей, которую она навещала все реже и реже, да к тому же еще перестала присылать подарки на Рождество и ко дню рождения своим племянницам и племянникам. Пусть друзей у нее осталось совсем немного, но она как-нибудь бы смирилась со всем этим. Но теперь уже поздно, проблема превратилась в неумолимого хищного и страшного зверя.
Она делала ставки по телефону через букмекеров, делала ставки в барах через других букмекеров, и вот, наконец, стала занимать деньги у тех людей, которые делали бизнес на одалживании денег как раз таким безумным и заблудшим душам, как она. Теперь долг ее составлял более пятидесяти тысяч долларов, и вот на днях мужчина, имени которого она не знала, позвонил ей и сообщил, что перекупил все ее долги и хотел бы обсудить свое вознаграждение. При одной мысли об этом по спине у нее начинали ползти мурашки, а руки дрожали. Он был вежлив, но в каждом его слове слышалась скрытая угроза. Сегодня, ровно в девять тридцать, она должна встретиться с ним в хорошо известном ей баре в центре города.
Лили судорожно пыталась хоть что-то придумать. И не видела выхода. Нет, конечно, можно обратиться в полицию, но тогда все узнают. И она может потерять работу и даже отправиться в тюрьму, поскольку успела прикарманить часть денег, выделенных на закупку офисного оборудования.
И у нее уже не осталось ни семьи, ни друзей в нормальном понимании этого слова, которые могли бы выручить, дать взаймы, даже если б она посвятила их в свою тайну. Она уже успела продать один из своих автомобилей, БМВ, и заложить дом по максимальной цене. У нее больше не было мужа. И еще она должна кучу денег за обучение сына в частной школе. У нее нет ни акций, ни облигаций, ни недвижимости. Никто не сможет ей помочь. Никто и никогда.
