— А тем временем корабль будет находиться здесь, распространяя заразу.
— Вы можете в любой момент отдать приказ о его уничтожении, — ответил Бауэр. — Однако на борту находятся тела погибших. И покуда сохраняется шанс извлечь их и с почестями предать земле, я бы повременил с подобным приказом.
Президенту стоило немалого труда сдержать гнев. Циничная забота мясника о своих жертвах оказалась последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
— Согласен. Продолжайте, пожалуйста.
— Как только “кокон” подведут к люку корабля, я войду в него с другой стороны — из стены, — объяснил Бауэр. — Оказавшись в малой стерилизационной камере, я осмотрю ее и герметично запечатаю. Только тогда доктору Риду разрешат вскрыть люк “Дискавери” и войти непосредственно в зону обеззараживания. — Швейцарец указал на пучок пластиковых трубок, протянувшийся под потолком на всю длину “кокона”. — По этим каналам будут поступать электроэнергия и стерилизующие препараты. Камера оборудована источниками ультрафиолетовых лучей, губительных для всех известных микроорганизмов. Химикаты — лишь мера дополнительной предосторожности. Доктор Рид разденется. Он сам и его костюм — за исключением образца для исследований — будут обеззаражены одновременно.
— Зачем стерилизовать костюм?
— Потому что мы не сможем уничтожить его непосредственно в камере, господин президент.
Кастилья вспомнил вопрос, который велел задать Клейн. Ответ Бауэра представлялся жизненно важным, и спросить следовало так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений.
— Если костюм стерилизуют, — заговорил президент, — как мы получим образец?
— Камера оборудована устройством для передачи. Доктор Рид положит образец на лоток, а я с другой стороны вытяну его в “перчаточный ящик”. Таким образом, проба ни на мгновение не войдет в контакт с атмосферой, С помощью “перчаточного ящика” я вложу образец в специальный контейнер и вынесу его наружу.
— Вы собираетесь сделать это собственноручно?
— Как вы могли видеть, господин президент, объем “кокона” весьма ограничен. Я буду работать один.
Так, чтобы никто не увидел, чем ты занимаешься.Президент отступил от “кокона”.
— Весьма впечатляюще, доктор. Остается лишь надеяться, что ваше устройство сработает так, как положено.
— Обязательно, господин президент. По крайней мере, мы спасем жизнь одного из храбрецов.
Президент повернулся к группе:
— Итак, мы во всеоружии.
— Я бы посоветовал отправиться в наблюдательный бункер, — сказал директор ЦРУ Билл Додж. — Корабль приземлится через пятнадцать минут. Мы можем следить за посадкой по телевизору.
— Что слышно от Рида? — спросил президент.
— Ничего. Связи по-прежнему нет.
— Что со вторым взрывом?
— Мы ждем поступления свежей информации, господин президент, — сказала Марта Несбитт. — Но, в чем бы ни заключалась его причина, взрыв не повлиял на траекторию “Дискавери”.
Президент и сопровождающие отправились к наблюдательному бункеру. Кастилья оглянулся через плечо:
— Вы идете с нами, доктор Бауэр?
На лице Бауэра была написана приличествующая случаю скорбь:
— Нет, господин президент. Мое место здесь.
* * *
Ухватившись за акселерометр, Меган сумела подняться. Плечо, на которое она упала, пронизывала острая боль.
Ты теряешь время. Шевелись!
Меган побрела к “салазкам”. Она не сомневалась, что Рид пустит в ход систему самоуничтожения, чтобы скрыть следы своей дьявольской работы. Только так он мог гарантировать собственную безопасность. Именно поэтому он не убил ее, покидая лабораторию. Меган осмотрела “салазки” и решила, что это ее единственная надежда.
В лаборатории не было средств связи как таковых. Но при медицинских экспериментах испытуемого подключали не только к записывающей аппаратуре “Дискавери”, но и к коммуникационному каналу, через который данные передавались исследователям в ЦУПе. Забравшись в кресло, Меган пристегнула лодыжки и одно запястье. Свободной рукой она воткнула микрофонный разъем в передатчик своего костюма. Насколько ей было известно, канал использовался для передачи цифровых данных, а не голоса. С другой стороны, никто не говорил ей, что речевая связь невозможна.
Вознеся небесам молитву, чтобы кто-нибудь услышал ее на другом конце, она включила панель управления “салазок”.
* * *
В наушниках Смита раздался голос пилота, ведущего “команча”:
— Рейдер Один вызывает Подзорную трубу.
Секунду спустя Смит услышал ответ диспетчерской базы Грум-лейк:
— Рейдер Один, говорит Подзорная труба. Вы вошли в воздушное пространство с ограниченным доступом. Немедленно подтвердите свои полномочия.
— Бронзовый шлем, — спокойным голосом отозвался пилот. — Повторяю: Бронзовый шлем.
Под этим кодовым именем в реестрах контрразведки значился президент страны.
— Рейдер, говорит Подзорная труба, — сказал диспетчер. — Ваши полномочия подтверждены. Вам разрешена посадка на полосе “R”, двадцать седьмая левая рулежная дорожка “L”.
— “R”, двадцать седьмая левая “L”, вас понял, — ответил пилот. — Посадка через две минуты.
— Где сейчас “Дискавери”? — спросил Смит.
Пилот перестроил рацию на частоту НАСА.
— В тринадцати минутах пути.
* * *
Гарри Лэндон следил за посадкой “Дискавери” на огромном графическом планшете, который представлял корабль в виде плавно снижающейся красной точки. Еще несколько минут — и спутники, летящие по низким орбитам, начнут передавать изображение. Как только корабль вплотную приблизится к Земле, на него наведут свои камеры военно-разведывательные самолеты.
— Доктор Лэндон?..
Лэндон посмотрел на техника-связиста.
— Что у вас?
— Точно не знаем, сэр, — ответил техник, явно смущенный. Он протянул Лэндону распечатку. — Вот, только что прислали.
Лэндон бросил взгляд на бумагу.
— Это медицинские данные, полученные от физиологического модуля. — Он покачал головой. — Должно быть, какая-то неисправность. Рид сейчас в рубке. А если верить модулю, в “салазках” лежит кто-то другой.
— Да, сэр, — согласился техник. Он сам прекрасно понимал, что этот “кто-то” должен быть живым. — Но взгляните сюда. Приборы “салазок” включены. Датчик сердцебиения фиксирует ритм. Сигнал слабый, и все же мы его улавливаем.
Лэндон сдвинул очки на кончик носа. Техник был прав: приборы свидетельствовали о том, что в кресле находится нечто живое.
— Прослушайте, сэр, — продолжал техник. — Это последние минуты пленки. Мы продолжали записывать, хотя...
