В конце концов она повернулась к Джону.
— Садитесь сюда, полковник Смит. — Она указала на кресло. — Снимите свой свитер.
Джон стянул черный свитер и остался в черном хлопчатобумажном джемпере.
Алани фыркнула:
— Не слишком ли много тряпок? Что же мне — самой вас раздевать?
Смит рассмеялся. Алани, к его удивлению, — тоже. Ее шутливые слова и тон, словно подражающий американской учительнице, изумили Смита, ведь она рисковала ради него собственной жизнью. Он снял джемпер и уловил интерес во взгляде женщины, которая внимательно осмотрела его обнаженную грудь.
Он улыбнулся:
— Вы с братом отличаетесь от остальных.
Из полных губ Алани вырвался смешок. Она кивком подозвала женщин, которые хихикали, прикрыв рты ладонями, пока Смит раздевался. Они торопливо приблизились к нему и начали гримировать его лицо, первым делом наложив коричневую основу, чтобы сделать кожу темнее.
— Чем же? Тем, что говорим по-английски? — Алани отступила на шаг и окинула его критическим взглядом.
— А также тем, что обучались за границей. Мне кажется, это было частью давно и тщательно продуманного плана.
— Вы уже знаете, что наш отец был китайцем?
— Да. Но, похоже, для вас и вашего брата это не имеет значения.
— Ни малейшего, если не считать того, что это обстоятельство дает нам некоторые преимущества перед другими уйгурами. В нем же и наша слабость. Мы можем предать. Мы никогда этого не делали, и никто ни разу не усомнился в нас вслух, но мысль об этом постоянно брезжит в подсознании наших товарищей.
Женщины-гримерши, оживленно переговариваясь, ловко орудовали длинными кистями с тонкими кончиками, указывая на глаза и брови Смита. Ему было щекотно от мягких прикосновений кистей.
Алани что-то сказала им отрывистым тоном. Женщины огрызнулись в ответ и вернулись к своей перепалке. Алани раздраженно покачала головой и посмотрела на часы.
— О каком преимуществе вы говорили? — спросил Джон.
Алани смотрела на двух спорящих женщин и словно не расслышала его слов.
— Наша мать — дочь одного из членов независимого уйгурского правительства в изгнании, в Казахстане. Это возвышает ее, а следовательно, и нас в глазах остальных уйгуров. Только благодаря деду нас отправили учиться за границу.
Алани прикрикнула на женщин, и те наконец начали работать с глазами Смита.
— Из-за этого, а также потому, что наш отец — китаец, Пекин рассчитывает использовать нас как будущих лидеров и посредников, которые убедят уйгуров влиться в китайскую нацию. Которые уговорят их забыть о своем племени и ассимилироваться. Это дает нам определенные привилегии — до тех пор, пока мы изъявляем готовность следовать их планам. Это отличное прикрытие, вдобавок нам выдают вид на жительство, позволяющий перемешаться с большей свободой и даже подолгу задерживаться на территории китайцев-хань. Разумеется, за нами следят, но, пока нас ни в чем не уличили, мы можем ездить практически всюду, где захотим.
— У меня создалось впечатление, что Асгар бывает в местах, где ему грозит арест.
Алани понимающе улыбнулась:
— Мы все очень боимся за него. Он прекрасный человек и еще ни разу не попадал в серьезный переплет. Нам остается лишь держать пальцы скрещенными.
— Я пытаюсь определить ваш акцент. Где вы учились в Америке?
— Я жила в одной нью-джерсийской семье и ходила там в среднюю школу, потом училась в университетах Небраски и Омахи. Я получила воспитание в смешанных традициях Востока и Среднего Запада — великолепный материал для изучения политических наук и агрономии.
С тем, чтобы стать умелым руководителем народа, занятого преимущественно сельским хозяйством. Дед Алани просчитал все надолго вперед.
— С факультативным курсом по методам ведения партизанской борьбы?
Алани улыбнулась.
— Это специальность Асгара. Когда Советы вошли в Афганистан, ваше ЦРУ стремилось дать военную подготовку всем среднеазиатским мусульманам, чтобы оказывать сопротивление СССР, и Асгар вступил в войска НАТО. Американцы не могли отличить нас даже от таджиков.
Две художницы наконец завершили работу и отступили от Смита, горделиво посмеиваясь над результатами своих трудов и улыбаясь Алани. Она кивнула и сказала что-то — судя по тому, что женщины продолжали улыбаться, это была похвала. Они собрали свои тюбики, бутылочки, горшочки и кисточки и двинулись к стене, то и дело оборачиваясь, чтобы еще раз посмотреть на лицо Смита. Одна из них ударила по кирпичам рукояткой ножа, извлеченного откуда-то из-под одежды.
Алани подала Смиту зеркало с ручкой:
— Взгляните.
Смит с изумлением воззрился на свое лицо, покрытое липкой и очень неудобной маской. Его глаза приобрели что-то вроде складки, кожа потемнела до орехового оттенка, на ней появились морщинки, будто оставленные солнцем и ветром. Прищурив глаза, он мог сойти в полумраке за уйгура.
— В нашей компании вас не заметят, — сказала Алани.
— Будем надеяться, что нас не остановят.
— Обязательно остановят, даже не сомневайтесь. Но, взглянув на документы, которыми располагаем я и Асгар, а также на те фальшивки, которые мы изготовили для остальных, на нас вряд ли обратят особое внимание. Надеюсь, нас не заставят выйти из «Лендровера». — Алани вновь посмотрела на часы. — Остальные скоро вернутся. Наденьте костюм, который я принесла для вас.
В ее голосе зазвучало нетерпение, словно ей казалось, что время летит слишком быстро, а мужчины медлят с возвращением.
Беспокойство Алани передалось Смиту.
— Чем вы занимаетесь в Шанхае? Я имею в виду — официально? — спросил он, переодеваясь.
— Мы с Асгаром получаем преподавательское образование, чтобы готовить новых учителей. Другие готовятся стать руководителями сельскохозяйственных общин либо агентами Пекина. Остальные работают в нашей подпольной организации.
Смит натянул поверх своих черных джинсов мешковатые вельветовые брюки.
— Это чертовски опасная игра, Алани. Для всех вас.
— Мы сознаем опасность. Власти уже арестовали тысячи наших товарищей и казнили около сотни. — Алани посмотрела Смиту в глаза. — Может быть, для вас и ЦРУ это игра, полковник. Но не для нас.
Смит с трудом натянул на свитер поношенную мятую футболку, но фланелевая рубаха оказалась достаточно свободной.
— Я не из ЦРУ, — сказал он. — И никогда не считал это игрой.
Алани окинула его задумчивым взглядом:
— Да, вижу.
— До сих пор никто не спрашивал меня, зачем я приехал сюда и что ищу. Впрочем, я и не собираюсь об этом рассказывать.
— То, чего не знаешь, не выдашь. Вы либо работаете против китайцев, либо способствуете подписанию договора по правам человека. Для нас этого вполне достаточно.
