Белоголовый мужчина по имени Линден смотрел через плечо одного из своих подчиненных на экран, где отображались данные, поступавшие с обреченных улиц. Линден старался не бросать лишних взглядов на стоявший прямо перед ним экран телемонитора, который показывал прямую передачу с улиц, окружавших Cite des Quatre Mille. «Ученые все это придумали, вот пусть они на это и смотрят», – мрачно думал он. У него были свои собственные задачи, которые он и выполнял. Он предпочитал поглядывать на другой экран, где мелькали картины, снимаемые с беспилотных самолетов. Они уже закончили барражировать над Ла-Курнёв и теперь летели на восток, параллельно Уркскому каналу.
Нажав кнопку, он заговорил в микрофон телекоммуникационной гарнитуры, которая была у него на голове, обращаясь к Ноунсу, находившемуся на пусковой позиции неподалеку от Мо:
– Полевой эксперимент номер три начат. Сбор данных проходит в штатном режиме. Ваши самолеты идут верным курсом с заданной скоростью. Расчетное время прибытия – порядка двадцати минут.
– Есть какие-нибудь признаки обнаружения случившегося? – спокойно спросил третий из Горациев.
Линден взглянул на Витора Абрантеса. Молодому португальцу было поручено вести прослушивание радиопереговоров на частотах полиции, пожарных, «Скорой помощи» и управления воздушным движением. В работе ему помогали компьютеры, настроенные на отслеживание определенных ключевых слов.
– Есть что-нибудь? – спросил у него Линден.
Молодой человек покачал головой.
– Пока что ничего. Парижские операторы экстренных служб получили несколько вызовов из целевой области, но совершенно ничего не поняли.
Линден кивнул. Он и его команда имели общее представление о том, как должны действовать нанофаги серии III, и знали, что прежде всего распадаются мягкие ткани рта и языка. Он снова щелкнул кнопкой микрофона.
– Пока что все спокойно, – доложил он Ноунсу. – Власти все еще спят.
* * *
Все еще стройная и миловидная кареглазая темная шатенка по имени Нурия Бессегир поспешно переходила через улицу, крепко держа за руку свою пятилетнюю дочь Тасу. Она знала, насколько любопытна ее дочурка и как легко отвлекается на все, что видит вокруг. Оставленная на минутку без присмотра, Таса вполне могла остановиться посередине улицы и приняться рассматривать причудливо изогнутую трещину в выбитом асфальте или какую-нибудь броскую надпись на стене соседнего здания. Конечно, на улицах Ла-Курнёв в этот час было не так уж много автомобилей, но очень мало от кого из их водителей можно было ожидать уважения к правилам дорожного движения, а также и того, что они притормозят, увидев ребенка посреди улицы. В этом беззаконном районе наезды на пешеходов, после которых водители, мчавшиеся с недозволенной скоростью, даже не притормаживали, были чрезвычайно распространенным явлением. А вот полиция крайне редко утруждала себя расследованием таких «несчастных случаев».
Столь же важно для Нурии было идти, не задерживаясь, чтобы ни в коем случае не привлекать к себе совершенно нежелательное внимание любого из двуногих хищников мужского пола, которые слонялись по этим темным улицам или копошились в узких переулках, куда почти никогда не проникало солнце. Шесть месяцев назад ее муж вернулся в свой родной Алжир, чтобы, как он ей сказал, заняться семейным бизнесом. Теперь он был мертв, убит во время столкновения между алжирскими силами безопасности и исламскими мятежниками, которые то и дело бросали вызов авторитарному правительству, правившему в этой стране. О его смерти она узнала лишь спустя несколько недель и до сих пор не имела представления, жертвой какой из двух враждующих фракций он оказался.
Таким образом, Нурия Бессегир сделалась вдовой – вдовой, французское происхождение которой давало ей право на скромное пособие от родного правительства. В глазах воров, сутенеров и жуликов, которые, по существу, управляли всем, что происходило в Cite des Quatre Mille, эта маленькая еженедельная пенсия делала ее довольно ценным товаром. Любой из этих мерзавцев с радостью предложил бы ей свою сомнительную «защиту» – по крайней мере, в обмен на возможность попользоваться ее деньгами и телом.
Подумав об этом, она скривила губы от омерзения. Конечно, Аллах не мог не знать, что ее покойный муж Хаким тоже вовсе не был подарком для своей семьи, но все равно она решила, что лучше умрет, чем позволит человекоподобным паразитам, которые постоянно копошились вокруг нее, прикасаться к ее телу со своими мерзкими ласками, а потом грабить ее. И поэтому Нурия, всякий раз, когда ей приходилось покидать свою крошечную квартирку, ходила как можно быстрее и не поднимала взгляда от земли. И она, и ее дочь постоянно носили хиджабы – бесформенное одеяние черного цвета, закрывающее все, кроме рук и лица, и обязательный большой платок на голову, прячущий от посторонних глаз лицо, – служившие признаком того, что они добропорядочные мусульманки.
– Мама, посмотри! – вдруг воскликнула Таса, указывая пальчиком в синее небо над их головами. Возбужденный голос маленькой девочки разнесся далеко вокруг. – Большая птица! Смотри, какая большая птица летит! Вон там! Просто огромная. Мама, а это что, кондор? Или птица Рух? Та, что из сказок? Ой, как бы папа удивился, если бы ее увидел!
Не на шутку встревоженная Нурия поспешила прикрикнуть на дочь. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь сейчас обернулся к ним. Еще больше ускорив шаги, она стиснула запястье Тасы и поволокла девочку за собой по заплеванному и замусоренному тротуару. Но было уже слишком поздно.
Пьяный с всклокоченной бородой и пористой от прыщей кожей, шатаясь, выступил из переулка и загородил им дорогу. Нурия стиснула зубы. От удушающего зловония грошового спиртного и немытого тела ее сразу затошнило. Бросив быстрый взгляд на этот еле волочивший ноги обломок, когда-то бывший человеком, она поспешно опустила голову и попыталась его обойти.
А он шагнул ближе, вынудив ее отступить. Пьяный, с выпученными глазами, человек кашлял и плевался, а потом издал гортанный стон, больше похожий на собачий рык, чем на звуки, которые издают люди.
Испытывая еще более усиливавшееся отвращение, Нурия скривила губы и поспешила отойти подальше, таща Тасу за собой. Она ощущала прямо-таки физическую боль от того, что ее прекрасной маленькой девочке приходится видеть так много примеров грязи, развращенности и человеческого падения. Ужас! Этот cochon
[22]
был настолько пьян, что не мог даже говорить! Она отвела глаза в сторону, пытаясь решить, как же ей поступить, чтобы спастись от этого вонючего скота. Взять Тасу на руки и со всех ног бежать на ту сторону улицы? Или это только привлечет к ним еще больше такого нежелательного внимания?
– Мама! – пролепетала ее дочь. – Дяде очень плохо. Видишь? У него везде кровь!
Нурия вскинула голову и с ужасом увидела, что Таса права. Пьяный рухнул на четвереньки прямо перед ними. Изо рта и ужасных ран, открывшихся на кистях рук и, похоже, даже под одеждой, обильно хлынула кровь. От его лица отваливались клочья плоти, падавшие на асфальт уже в виде красноватой полупрозрачной слизи. Он снова застонал, корчась от мучительной боли, сопровождавшей разложение его тела.
