Она придвинула табуретку к стене, привалилась к ней спиной и взяла папиросу.
— Подкинь мне сумочку, будь другом. Рядом с твоим локтем.
Она достала свой «Эол» и побрызгала в папиросу. Генерал с любопытством следил за ней. В глазах его появился блеск.
— Это ты зачем?
— Приятнее, — сказала она, выпуская дым. — И не так потом табачищем воняет.
Хочешь попробовать?
И она протянула ему дымящуюся папиросу.
— Косяк по кругу? — Он усмехнулся, взял папиросу, затянулся и сморщился. — Как в аптеке.
Сделав еще две-три неглубокие затяжки, она встала и потянулась, не упустив из виду, как он впился глазами в ее рельефно обозначившуюся грудь.
— Что-то я засиделась…
Он резко вскинул голову. В его взгляде было отчаяние.
— Как?! Погоди…
— Да я не в том смысле. Просто подвигаться хочется. Вон маг на тумбочке стоит. Может, станцуем?
— Ага, — выдохнул он с явным облегчением. — Что поставим?
— Рок какой-нибудь. «Дип Пепл» у тебя есть?
— Обижаешь, начальник.
Он встал, открыл на полке ящик с кассетами и, не снимая его, начал перебирать. Таня следила за его движениями сквозь дым.
В школе она не курила. После школы — другое дело, а иногда и дома, только не в своей комнате. Мать сама не вынимает сигарету изо рта и запаха не учует. А если и учует, то что? Пожмет плечами и отойдет, а на другой день Таня найдет где-нибудь на видном месте пачку обалденных сигарет. Такая вот у нее Ада! Вполне можно было бы расконспирироваться, хотя бы дома, но просто не хочется, по скрытности характера.
Он перекрутил найденную пленку на магнитофоне и включил воспроизведение.
Понесся мощный, изысканный рок, с потрясающим вокалом Гиллана и неповторимым органом Джона Лорда. Генерал еще не отошел от магнитофона, а Таня уже извивалась в ритмичном танце. Генерал встал напротив нее и, внимательно следя за ее движениями, начал их копировать.
«Пластичный, — подумала Таня. — Здорово у него выходит».
Когда эта песня закончилась, оба, раскрасневшиеся, плюхнулись на табуретки.
— Уф-ф! — сказал Генерал. — Ну ты даешь, красивая. Всю душу из старика вытряхнула.. Таня прищурилась.
— Старика? И не стыдно тебе пенсионером прикидываться, в двадцать два-то года?
— Мне двадцать пять, вообще-то… А тебе?
— Почти шестнадцать, — чуть накинула Таня.
— Иди ты! — недоверчиво воскликнул Генерал.
— А ты думал, сколько?
— Ну, восемнадцать, девятнадцать… — Тут уж накинул он.
— Неужели так старо выгляжу?
— Нет, понимаешь… Повадка у тебя…
— Что, нахальная?
— Нет… взрослая… Ну, умная, что ли. Не шмакодявистая…
— Мерси.
— Я думал, ты работаешь уже или в институте учишься. А ты… школьница, наверное?
— Угу. Как в песне. — И она стала напевать:
— Я гимназистка восьмого класса…
— Пью самогонку заместо кваса, — подхватил Генерал приятным тенорком.
— Ах, шарабан мой, американка! А я девчонка, я шарлатанка, — закончили они хором и дружно рассмеялись.
— Давай еще подрыгаемся.
Таня встала и потянула Генерала за руку.
— Эх-ма, щас качучу отчебучу! — вздохнул он и вышел вместе с Таней на середину комнаты.
Минуты через полторы быстрая вещь кончилась и началась медленная. Таня любила эту грустную, пронзительную песню, хотя и не знала, как она называется:
— When the sun goes to bed, that's the time you raise your head… — подпевала она, положив ладони на плечи Генералу.
— Ого, и по-английски сечешь? — с восхищением спросил Генерал.
— Маненько ботаю, — весело отозвалась она.
Генерал хихикнул, думая про себя: «Эта сучка сама отчебучит».
Чарующая песня текла дальше. Они танцевали, почти не сходя с места. Таня обвила руками шею Генерала и плотно прижалась к нему. Она слышала, как учащается его дыхание, чувствовала, как упирается ей в живот набухающий твердый комок под его брюками…
Вдруг его лицо побледнело и перекосилось, и он легко, словно пушинку, поднял ее на руки и понес к матрацу.
Он медленно, бережно положил ее на полосатое покрывало к самой стенке. Она заложила руки за голову и молча, в ожидании, смотрела на него. Генерал навис над нею, оскалившись, с закрытыми глазами, цепенея.
Вдруг он лицом вниз рухнул на матрац рядом с Таней. Лежал, не поднимая головы, молчал.
— Paint your face with despair… — выводил ангельский голос Яна Гиллана.
Таня ждала. Минуты тянулись. Не понимая, что происходит, она запаниковала.
Хотела спросить, но не решалась. Наконец коснулась ладонью его затылка.
— Что, милый, что?
— Убери клешню, — прошипел он сквозь зубы.
— Что? — Краска ударила ей в лицо.
— Уйди, — сдавленно произнес он. — Прошу тебя…
Она перелезла через него, попутно выключив магнитофон, и в тишине прошла в окну. Такой пощечины не заслужила. Тут что-то не так. Бледная, как стенка, она налила полстакана лимонаду, не спеша выпила, потом налила еще, подумав, добавила коньяку и, вернувшись к постели, присела на самый краешек.
Генерал по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в подушку. Она поднесла стакан к его голове.
— Вот, миленький, выпей.
— Уйди, — глухо повторил он.
Тут она завелась. Поставила стакан на тумбочку и прилегла грудью на спину Генералу. Правой рукой она стала тихо гладить его затылок, уши, шею. Он молчал, не поднимая головы.
— Тебе плохо? — еле сдерживая себя, чтобы сверху его не пришлепнуть, спросила Таня как можно ласковей.
— Н-нет, — еле слышно ответил он.
— Тебе плохо со мной, да?
— Нет-нет, — ответил он уже громче.
— Тогда что? Он молчал.
Она приподнялась, сняла стакан с тумбочки и вновь поднесла к голове Генерала.
— Выпей, родной мой. Выпей и все пройдет… — пел ее голосок елеем.
Он чуть повернул голову, покосился на Таню красным глазом, потом перевернулся, приподнялся, взял стакан из Таниной руки и жадно, запрокинув голову, выпил. Потом с силой швырнул стакан через всю комнату. Чудом не задев телевизор, стакан ударился о противоположную стену и разлетелся вдребезги.
