— Таня, — простонал Иван и рванулся к закрывающимся дверям вагона. Чуть свою станцию не проехал.
(1980-1982)
II
Мело-мело по всей земле. Но свеча не горела.
Горели мощные дуговые лампы, даруя иллюзию солнца светолюбивой южной растительности зимнего сада, способствуя фотосинтезу и здоровому росту. Но под раскидистыми листами кокосовой пальмы стоял приятный полумрак, а совсем рядом — лишь руку протяни! — журчали, изливаясь из мраморной стены в мелкий бассейн, прозрачные струи каскада. Шеров доверительно положил руку на Танино колено и заглянул в золотистые глаза.
— Хорошо выглядишь, — заметил он.
— Это только оболочка. Внутри все выгорело. пусто. Я умерла. Зря ты меня вытащил. Такая я тебе ни к чему.
— Это уж позволь решать мне. Чего ты хочешь?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Обратно хочу.
— В Ленинград? В больницу? Под следствие? — спросил он саркастически.
— В смерть, — серьезно ответила она. — Там хорошо… Знаешь, я очнулась тогда с чувством изведанного счастья, полноты сил и уверенности, что все хорошо.
Но это чувство было как остаточек чего-то неизмеримо большего, и длилось всего миг. А потом стало скучно… Шеров, прости за лирику, я тебе благодарна, конечно, только отпусти меня, пожалуйста.
Он хмыкнул.
— Вот еще! Настроения твои мне понятны. Результат перенесенного шока. Это пройдет.
— Вряд ли…
— Дай срок. Как говорил один француз в кино, я научу тебя любить жизнь.
Таня улыбнулась.
— Что ж, спасибо за заботу. Ты ведь помнишь, я не люблю быть в долгу. Я отработаю.
— Само собой, — помолчав, сказал Шеров. — Только ты сейчас отдыхай, поправляйся. Ты. еще не готова, да и я не готов говорить с тобой о делах.
— Я готова, а ты — как хочешь. Можно и не о делах. Только забери меня отсюда.
Вечером следующего дня они сидели в роскошной гостиной городской квартиры Шерова, любовались видом на раскинувшийся под Воробьевыми горами большой парк и не спеша потягивали крепчайший кофе, приготовленный молчаливым чернокудрым Архимедом, заедая свежей пахлавой с орехами и прихлебывая какую-то алкогольную диковину, похожую одновременно на коньяк и на ликер с легкой мандариновой отдушкой. Тане было спокойно, легко и никуда не хотелось спешить. Шеров с улыбкой поглядывал на нее.
— Все-таки не прощу дяде Коке — он знал, что ты жив, и ничего не сказал мне. Правда, я тоже догадывалась, но… — проговорила Таня, поставив бокал.
— Прости его, пожалуйста. Он делал так по моей просьбе.
— Но зачем?
— Во-первых, мне нужно было на некоторое время лечь на дно, и пожар случился очень кстати. Во-вторых, за тобой могли следить люди Афто и через тебя выйти на меня прежде, чем я успел бы выйти на них. А в-третьих, хотелось посмотреть, как у тебя получится без меня.
— В целом неважно, как видишь.
— Я бы так не сказал.
— Шеров, и все-таки зачем ты вытащил меня на этот раз?
— Имею такую слабость — выручать прекрасных дам, попавших в трудное положение. Таня усмехнулась.
— Это ты мне уже излагал вчера в клинике. А если серьезно?
— Изволь. Я вижу в тебе большой талант, не использовать который считаю неумным.
— Надо же!
— Кроме того, я считаю, что тебе пора возвращаться ко мне.
— Сейчас? Да я ни на что не гожусь. Не то, что раньше.
— Заблуждаешься. Раньше ты была маленькой и умной. Теперь ты умная и большая.
— Шутишь? Я за эти годы превратилась в заурядную гулящую разведенку с сильной наркотической зависимостью.
— Нет. За три года ты очень повзрослела и набралась очень полезного опыта, который никогда бы не получила, если бы осталась со мной.
Таня только фыркнула в ответ.
— Знаешь, в чем заключается этот опыт? — спросил Шеров.
— В чем?
— В том, что ты на своей шкуре поняла, кем никогда не будешь.
— ?
— Ты никогда не будешь ни образцовой женой и матерью, ни той самой заурядной гулящей бабой, про которую только что говорила. Ты таких шишек набила, пытаясь идти по этому пути, что никогда не сможешь снова встать на него. А если такие иллюзии и сидят в твоей голове, то весь твой организм отторг их начисто и не даст им ходу. Я беседовал об этом с доктором Стрюцким, а уж его-то мнению доверять можно.
— Да уж.
Таня поежилась, вспомнив кой-какие процедуры, прописанные этим светилом для избранных.
Он налил по рюмочке и попросил Архимеда приготовить еще кофе. Таня закурила.
— Что ж, раз нельзя быть обыкновенной бабой, буду бабой необыкновенной. Под твоим чутким руководством. Жаль только, что начинать придется с пустого места.
— Зачем же с пустого? Я, знаешь ли, еще на что-то гожусь.
— Я и так слишком многим тебе обязана. К тому же я из тех голодающих, которые предпочитают получить удочку, а не рыбу.
— Так я тебе и предлагаю удочку. А потом ты наловишь мне рыбы. Это будет аванс, как тогда, в первый раз.
— Знаешь, я еще в клинике предполагала, что такой разговор состоится. У меня было время подумать, подготовиться. И я скажу тебе так: я готова работать с тобой. Но я никогда — слышишь, никогда! — не буду слепо действовать по твоей указке. Случай с Афто меня многому научил. Все, что ты сочтешь нужным мне поручить, будет предварительно обсуждаться со мной во всех деталях, включая условия и форму оплаты. Причем я оставляю за собой право отказаться. А за то, что ты уже для меня сделал, я расплачусь, и расплачусь достойно.
Шеров слушал ее с улыбкой.
— Ты действительно повзрослела, — сказал он. — Я постараюсь подбирать для тебя поручения, от которых ты будешь не в силах отказаться. И прислушиваться к твоим соображениям. И приму твою плату-в том виде, в каком ты захочешь ее дать… Теперь ответь мне на более конкретный вопрос: тебе и в самом деле приходится начинать практически с нуля. Подниматься ты хочешь сама, без моих авансов — понимаю и одобряю. Но на первое время я для тебя серьезных дел не планирую, их нет пока. Самодеятельностью же заниматься не советую — при всех твоих талантах сгоришь, не зная обстановки. А нормально жить надо уже сейчас. Я не случайно возил тебя на Кутузовский сегодня. Понравилось?
— Что, квартира? Не то слово. Нисколько не хуже, чем у меня в Питере…
Впрочем, ты не знаешь… Только я и не подозревала, что ты меня туда привез квартиру осматривать. Думала, просто светский визит, с хозяином, Артемом Мордухаевичем, познакомить решил…
