— Верни его. Ему нужно помочь. Мы обязаны помочь ему, чем только можно.
— Я постараюсь.
— Так легко оглянуться назад и сказать: «Да, вот теперь я все вижу. Теперь я все понимаю». Он всегда видел только плоды силы и власти. Но никогда не понимал, какая ответственность лежит на плечах сильного. Ему неведомо чувство сострадания.
— Давай не будем вдаваться в подробности, — напомнил ей сын.
— Да, не будем... Боже, я так боюсь!
— Не надо, мама! Джейн глубоко вздохнула.
— И еще кое-что. Здесь был Дакакос. Он говорил с отцом. С нами обоими. Ты должен ему верить. Такова была воля отца. Он в нем уверен. И я.
«Справьтесь у своего информатора».
— Он послал мне телеграмму. Он написал, что будет меня ждать.
— В Кампо-ди-Фьори, — закончила Джейн.
— Что он сказал об Эндрю?
— Что, по его мнению, твоего брата необходимо задержать. Он не стал уточнять, он говорил только о тебе. Он повторял твое имя.
— Ты действительно не хочешь, чтобы я вернулся домой?
— Нет. Здесь тебе нечего делать. Он бы этого не хотел. — Она помолчала. — Адриан, скажи брату, что отец ничего не знал. Он умер, думая, что его близнецы таковы, какими он хотел их видеть.
— Скажу. Я скоро еще позвоню.
Они простились.
Отец умер. «Информатора» больше нет, и утрата ужасна. Адриан сидел у телефонного аппарата, чувствуя, что лоб покрылся потом, хотя в комнате было прохладно. Он встал с кровати. Впереди много дел, надо торопиться, Дакакос уже на пути в Кампо-ди-Фьори. Но и убийца из «Корпуса наблюдения» тоже. А Дакакос этого не знает.
Он сел за стол и начал писать. Словно готовясь к завтрашнему перекрестному допросу в своем бостонском кабинете.
Но только сейчас речь шла не о завтрашнем дне. А о сегодняшнем вечере. И готовиться предстояло не долго.
Адриан остановил машину на развилке, развернул карту и положил ее на приборный щиток. Развилка была обозначена на карте. Больше никаких дорог нет до самого Лавено. Отец говорил, что слева должны быть большие каменные столбы ворот. Въезд в Кампо-ди-Фьори.
Он снова тронул машину, напряженно вглядываясь во тьму, ожидая, когда на фоне сплошной стены деревьев появятся два каменных столба. Мили через четыре он их увидел. Он притормозил у полуразрушенных колонн и осветил их фонариком. За воротами вилась дорога, как и рассказывал отец, которая, резко повернув, исчезала в лесу.
Он взял левее и въехал в ворота. Во рту вдруг пересохло, сердце забилось, каждый его удар отдавался в горле. Им овладел страх перед неведомым. Захотелось поскорее столкнуться с этим неведомым — пока страх не лишил сил. Он нажал на газ.
Нигде не было ни огонька.
Гигантский белый дом оцепенел: мертвое величие, окруженное мраком. Адриан припарковал машину на круглой площадке перед домом, напротив мраморных ступенек, потом заглушил двигатель и нехотя потушил фары. Он вышел из машины, вытащил из кармана дождевика фонарик и направился к ступенькам крыльца.
Тусклая луна на мгновение осветила мрачный пейзаж и скрылась за тучами. Небо хмурилось, но дождя не обещало: тучи быстро неслись за горизонт. Воздух был сух, все вокруг объято тишиной.
Адриан шагнул на ступеньку и осветил фонариком часы. Половина двенадцатого. Дакакос еще не приехал. Брат, видимо, тоже. Они бы услышали шум автомобиля. И не спали бы в такой час. Остается старик священник. А старый человек наверняка ложится спать рано.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул он. — Я Адриан Фонтин и хочу с вами поговорить.
Тишина.
Нет. Какое-то движение. Какой-то шорох, как будто кто-то царапается. Едва слышный скрип. Он направил на звук фонарик. Луч фонарика выхватил из тьмы крыс — три, четыре, пять, — они перелезали через подоконник раскрытого окна.
Адриан осветил окно. Стекло оказалось разбито, из рамы торчали осколки. Он медленно подошел к окну, чего-то вдруг испугавшись.
Под подошвой хрустнули осколки. Адриан остановился и посветил фонариком внутрь.
У него перехватило дыхание, когда в луче света сверкнули две пары звериных глаз. Крысы метнулись назад, испуганные, но свирепые, и до его слуха донесся леденящий душу глухой топот лапок: твари скрылись в темноте дома. Раздался грохот. Обезумевшее от страха животное сшибло в комнате какой-то предмет — то ли стеклянный, то ли фарфоровый.
Адриан вдохнул и содрогнулся. Его ноздри наполнились тонким, едким смрадом гниющего мяса, от которого глаза заслезились и к горлу подкатила тошнота. Он задержал дыхание и полез в окно. Левой рукой зажал нос и рот, спасаясь от отвратительной вони, и осветил фонариком огромный зал.
То, что он увидел, его потрясло. Два трупа: один, в изорванной сутане, сидел привязанный к креслу, другой, полуголый, лежал на полу. Одежду на нем изодрали маленькие острые зубки, те же зубки вырвали куски мяса с груди, боков и живота, спекшуюся кровь разжижали крысиная слюна и моча.
У Адриана закружилась голова, и его вырвало. Он шагнул влево. Свет фонарика выхватил из тьмы дверной проем, он бросился туда, спеша вдохнуть свежего воздуха.
Он оказался в кабинете Савароне Фонтини-Кристи, человека, которого никогда не видел, но которого ненавидел теперь со всей силой ненависти, на которую был способен. Дед, открывший счет убийствам и ненависти, которые, в свою очередь, привели к новым убийствам и новой ненависти.
Из-за чего? Зачем?
— Будь ты проклят! — закричал он, схватил стул с высокой спинки и разбил его об пол. И, вдруг замолчав и мгновенно осознав, что делать, Адриан направил луч фонарика на стену позади письменного стола. Он вспомнил: «...справа, под картиной, изображающей мадонну...»
Рама была на месте, а стекло выбито.
Картина исчезла.
Трепеща, он рухнул на колени. Слезы наполнили его глаза, и он безутешно зарыдал.
— О Боже! — прошептал он, испытывая невыносимую боль. — О, брат мой!
Часть третья
Глава 29
Эндрю остановил «лендровер» на обочине альпийского шоссе и налил в пластиковый стаканчик дымящийся кофе из термоса. Он прокатился с ветерком: судя по карте, до городка Шамполюк оставалось каких-нибудь десять миль. Было утро: солнце поднималось из-за окружающих шоссе горных вершин. Надо немного передохнуть, а потом он поедет в Шамполюк и приобретет необходимое снаряжение.
Адриан отстал безнадежно. Теперь можно немного сбавить обороты и спокойно обдумать дальнейшие действия. К тому же брата ждали обстоятельства, которые окончательно выбьют его из колеи. Адриан обнаружит в Кампо-ди-Фьори два трупа и запаникует, растеряется. Брат не привык встречаться с насильственной смертью: это слишком далеко выходит за рамки привычной ему жизни. Солдат — дело другое. Физическая схватка — тем более кровопролитие — лишь обостряет его чувства, наполняет восхитительным ощущением восторга. Энергия клокотала в нем, он был уверен в своих силах и расчетливо и трезво обдумывал каждый шаг.
