— Опять ложь! — проревел Джэнсон.
— Нет! — взмолился Андрос, и в его глазах появился настоящий страх. — Ложь или нет, но оно так считает:А это чистая правда.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Джэнсон пристально посмотрел на Андроса.
— Убирайся отсюда! — сказал он. — Меня воротит от одного твоего вида.
Не сказав больше ни слова, Андрос пулей выскочил из номера, перепуганный насмерть тем, что раскрыл Джэнсону. Возможно, он понял, что Джэнсон выгнал его из соображений его же безопасности, опасаясь сорвать вскипающую в нем ярость на первом, попавшемся под руку.
Оставшись один, Джэнсон попытался разобраться в бешеном круговороте мыслей. Андрос был профессиональным лжецом, но его последние слова — намек на то, что у Джэнсона имелось припрятанное сокровище, — были выдумкой уже другого порядка. Еще больше Джэнсона беспокоила ссылка на Каймановы острова: у него действительно был счет в банке «Монте-Верде», но об этом не знала ни одна живая душа. Не было никаких официальных записей — никаких доступных улик. Как в таком случае можно объяснить упоминание о банковском счете, о существовании которого должен знать он один?
Что именно известно Никосу Андросу?
Достав трехдиапазонное устройство прямого доступа, Джэнсон ввел цифры, связавшие его через Интернет с банком на Каймановых островах. Сообщения в обе стороны отправлялись в зашифрованном виде; ключом служила случайная последовательность, выработанная электронным прибором Джэнсона и использовавшаяся только один раз. Перехват таких сообщений был невозможен. Шифрование ключом длиной 1024 бита шло довольно медленно, но через десять минут Джэнсон получил информацию о последних операциях со своим счетом.
Когда он проверял его в последний раз, на нем было 700 000 долларов.
Сейчас на счету лежало 16 700 000 долларов.
Но как это могло случиться? Счет был защищен не только от несанкционированных списаний, но и от несанкционированных поступлений.
«Они хотят, чтобы ты к ним заглянул».
Эти слова острой бритвой резали его.
В течение следующего получаса Джэнсон внимательно изучал отчеты об операциях, заверенные его цифровой подписью, невоспроизводимым набором цифр, который знал только он, — цифровым «личным ключом», к которому не имел доступа даже банк. Однако электронный архив не допускал никаких сомнений: Джэнсон лично санкционировал поступление шестнадцати миллионов долларов. Деньги поступили двумя взносами, по восемь миллионов каждый. Восемь миллионов поступили четыре дня назад. Еще восемь миллионов были внесены вчера, в 19.21 ВПВ
[20]
.
Приблизительно через четверть часа после гибели Петера Новака.
Глава десятая
Воздух в гостиничном номере, казалось, стал спертым; стены давили. Джэнсону требовалось прийти в себя, а для этого надо было оказаться на свободе. Район вокруг площади Синтагма представлял собой сплошное море небольших лавок и магазинчиков, процветающих от такого удачного соседства. Однако даже здесь встречались первые вестники глобализации: «Макдоналдс», «Планета Голливуд», «Венди»... Джэнсон быстро шел вперед мимо фасадов особняков в неоклассическом стиле, выстроенных в XIX веке еще во времена Оттоманской империи, а теперь преимущественно переданных под государственные нужды. Спустившись по улице Херод-Аттикус, он прошел по Вассилиссис-София, задержавшись перед Воули где сейчас заседал парламент Греции, — громоздким тускло-желтым зданием с маленькими окнами и длинным парадным подъездом. У дверей стояли часовые в коричневых фесках с кисточками, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Стену украшали бронзовые щиты, свидетельства давно забытых побед.
Джэнсон поспешил поскорее добраться до прохладного, чистого воздуха Национального сада, раскинувшегося напротив Воули. Там, в тени деревьев и кустов, прятались потемневшие от времени мраморные статуи и маленькие пруды. Среди беседок и кустарника сновали сотни кошек, многие с отвислыми сосками. Странное дело: можно было просто не обращать на них внимания, но, заметив их раз, человек начинал видеть их повсюду.
Джэнсон кивнул седому мужчине, сидевшему на скамейке, посмотревшему, как ему показалось, в его сторону. Тот отвел взгляд — чересчур поспешно, учитывая обычное дружелюбие греков. Джэнсон решил, всему виной его нервы: он начинает бояться собственной тени.
Сделав круг, он вернулся к Омонии, довольно убогому району к северо-западу от Синтагмы, где проживал один человек, промышлявший весьма своеобразным ремеслом. Джэнсон быстро прошел по Стадиу мимо магазинчиков и кафе. Сначала его внимание привлекло даже не знакомое лицо, а просто лицо, которое опять слишком быстро отвернулось при его приближении. А может быть, ему просто начинает мерещиться? Джэнсон мысленно прокрутил увиденное. Небрежно одетый мужчина, прищурившись, якобы разглядывал дорожный указатель, но, увидев завернувшего за угол Джэнсона, тотчас же отвернулся к витрине магазина. Джэнсону показалась странной чрезмерная резкость его движений: так ведет себя неопытный агент, ведущий слежку, опасающийся дать объекту наблюдения возможность рассмотреть его вблизи.
К этому времени Джэнсон стал уже сверхчувствительным к окружающей обстановке. Пройдя квартал, он обратил внимание на женщину на противоположной стороне улицы, вроде бы изучавшую витрину ювелирного магазина; но опять же что-то здесь было не так. Яростные лучи солнца, падая на стекло под косым углом, превращали его в настоящее зеркало. Если бы женщина действительно пыталась разглядеть выставленные на витрине браслеты и колье, она встала бы с противоположной стороны, спиной к солнцу, чтобы своей тенью вернуть стеклу прозрачность. Только что другой прохожий снял широкополую шляпу, чтобы загородить косые лучи солнца и взглянуть на витрину. Ну а если тебя интересует только то, что отражается в стекле?
Выработанные многолетней работой инстинкты подали сигнал тревоги. За ним следят. Задумавшись, Джэнсон вспомнил молодую парочку у цветочного магазина напротив отеля, упорно рассматривавшую огромную карту, скрывавшую их лица. Непомерно огромную. Большинство пеших туристов ограничивается маленькими карманными справочниками.
Проклятие, что происходит?
Джэнсон зашел на мясной рынок Омония, простиравшийся под сводами похожего на пещеру здания XIX века с чугунной решеткой у входа. За прилавками ровными рядами висели на крючьях громадные туши, напоминающие костюмы в химчистке. На россыпях колотого льда возвышались сверкающие горы внутренних органов: сердца, печени, желудки. Целые говяжьи и свиные туши и неправдоподобно большие птицы стояли вплотную голова к хвосту, образуя гротескную живую изгородь из мяса и костей.
Взгляд Джэнсона непрерывно метался из стороны в сторону. Слева от него, в соседнем проходе — покупатель, уткнувшийся носом в выпотрошенную свинью, — тот самый, что торопливо отвел взгляд в Национальном саду. Не подавая виду, что он его засек, Джэнсон быстро зашел за сплошной занавес из бараньих туш, подвешенных за крючья к длинному стальному шесту. Посмотрев в щелку между двумя тушами, он увидел, что седой мужчина, разом потеряв интерес к свинье, идет вдоль ряда висящих баранов, пытаясь заглянуть за него. Выбрав особенно большого барана, Джэнсон схватил тушу за задние ноги, оттягивая назад, а когда седой поравнялся с ним, резко толкнул здоровенную тушу вперед, сбив седого с ног и повалив на дрожащий полог из говяжьей требухи.
