...Холкрофт вышел из здания вокзала и спустился по пандусу к железобетонной платформе... Четыре, пять, шесть, семь... Дверь седьмого вагона была открыта. Под ближайшим к двери окном виднелся голубой кружок, обозначавший, что этот вагон обслуживается по более высокому разряду, чем первый класс; просторные купе этого вагона были пригодны для проведения в пути совещаний либо тайных собраний конфиденциального характера. Всем пассажирам была гарантирована полная изоляция от посторонних: у дверей обоих тамбуров стояли вооруженные охранники.
Холкрофт вошел в вагон и повернул налево в коридор. Он проследовал мимо закрытых дверей и остановился у пятой. Дважды постучал.
— Герр Холкрофт, — тихо произнес голос из-за деревянной панели, и, хотя в этих словах был сформулирован вопрос, говоривший произнес их без вопросительной интонации. Он твердо знал, кто за дверью купе.
— Герр Манфреди? — отозвался Ноэль, неожиданно осознав, что на него устремлен взгляд через крошечный глазок в двери купе.
У него возникло странное ощущение — он едва не рассмеялся. Усмехнувшись про себя, подумал, не будет ли герр Манфреди похож на типичного германского шпиона из английских фильмов тридцатых годов.
Дверной замок дважды щелкнул, раздался звук отодвигаемого засова. Дверь отъехала вбок, и образ немца-шпиона из кинобоевика тут же померк. Эрнст Манфреди оказался низеньким плотным господином, которому на вид было много за шестьдесят. Он был абсолютно лыс, с приятным добродушным лицом, но взгляд голубых глаз, увеличенных стеклами очков в металлической оправе, обдавал холодом. Голубые холодные глаза.
— Входите, герр Холкрофт, — сказал Манфреди с улыбкой. И тут же выражение его лица переменилось: улыбка растаяла. — Прошу простить меня. Мне бы следовало сказать «мистер Холкрофт». «Герр», возможно, звучит оскорбительно для вашего уха. Я приношу вам свои извинения.
— Ничего страшного, — сказал Ноэль, переступив порог хорошо обставленного купе. Стол. Два кресла, кровати не видно. Обшитые деревянными панелями стены, на окнах плотные темно-красные бархатные шторы, заглушающие шум вокзала. На столе лампа с абажуром.
— До отправления минут двадцать пять, — сказал банкир. — Времени достаточно. И не беспокойтесь — об отправлении объявят заблаговременно. Поезд не тронется, пока вы не покинете это купе. Вам не придется ехать в Цюрих.
— Я никогда не был в Цюрихе.
— Я убежден, что очень скоро вам представится случаи там побывать, — сказал банкир загадочно, знаком приглашая Холкрофта занять кресло за столом.
— Сейчас это к делу не относится, — сказал Ноэль; он сел, расстегнул дождевик, но не снял его.
— Извините, если обидел вас. — Манфреди откинулся на спинку кресла. — Я еще раз приношу вам свои извинения. Мне хотелось бы взглянуть на ваши документы. Пожалуйста, покажите паспорт. И водительские права, а также все бумаги, в которых указаны ваши особые приметы, прививки — все в таком духе.
Холкрофта обуял гнев. Помимо всех неудобств, которые он вынужден терпеть в связи с этим делом, его раздражал покровительственный тон банкира.
— Зачем? Вы же знаете, кто я. Иначе вы бы не открыли мне дверь. У вас, вероятно, моих фотографий и информации обо мне больше, чем у государственного департамента...
— Доверьтесь старику, сэр, — сказал банкир, пожимая плечами, и к нему вновь вернулись любезность и обходительность. — Сейчас вам все станет ясно.
Ноэль нехотя полез в карман пиджака и достал кожаное портмоне, где лежали его паспорт, медицинский сертификат, международные водительские права и два рекомендательных письма, из которых явствовало, что он дипломированный архитектор. Он передал портмоне Манфреди:
— Здесь все. Можете ознакомиться. С едва ли не большей неохотой банкир открыл портмоне.
— Такое ощущение, что я подглядываю в замочную скважину...
— Так оно и есть, — прервал его Холкрофт. — Я не просил об этой встрече. И, честно говоря, эта поездка в Женеву нарушила мои планы. Я бы хотел поскорее вернуться в Нью-Йорк.
— Конечно, конечно, я понимаю, — тихо сказал швейцарец, изучая документы. — Скажите, какой был ваш первый проект вне Америки?
Ноэль подавил раздражение. Он совершил столь длительное путешествие за океан, так что теперь не было смысла отказываться отвечать.
— В Мексике, — ответил он. — Для треста гостиниц «Альварес». Работы производились к северу от Пуэрто-Вальярта.
— А второй?
— В Коста-Рике. Правительственный заказ. Здание почтового управления в 1973 году.
— Какую сумму составил доход вашей нью-йоркской фирмы в прошлом году? Без издержек.
— Это не ваше дело, черт возьми!
— Уверяю вас, мне эта цифра известна. — Холкрофт, сдаваясь, резко помотал головой.
— Сто семьдесят три тысячи долларов с мелочью.
— Учитывая стоимость аренды помещений, зарплату сотрудников, оплату оборудования и прочие расходы, цифра не очень-то впечатляющая. Вам не кажется? — спросил Манфреди, все еще внимательно рассматривая бумаги.
— Это моя собственная компания. Там минимальный штат сотрудников. У меня нет партнеров, нет жены, нет долгов. Могло быть и хуже.
— Но могло быть и лучше! — сказал банкир, взглянув на Холкрофта. — В особенности если принять во внимание ваш талант.
— Могло быть и лучше.
— Вот и я так думаю, — продолжал швейцарец. Он сложил документы обратно в портмоне, передал его Ноэлю и подался вперед. — Вы знаете, кто был ваш отец?
— Я знаю, кто мой отец. Его зовут Ричард Холкрофт, родом из Нью-Йорка, муж моей матери. Он жив и здоров...
— И на пенсии, — завершил Манфреди. — Он, как и я, банкир, но едва ли похож на наших швейцарских банкиров.
— Он был и остается уважаемым человеком. Его ценят.
— За семейное состояние или за профессиональные достоинства?
— За то и другое, я бы сказал. Я люблю его. Если у вас есть какие-то возражения, держите их при себе.
— Преданность — качество, достойное уважения. Однако вернемся к делу. Холкрофт появился на горизонте, когда ваша мать — женщина потрясающая, между прочим, — переживала тяжелейшие времена. Но давайте не будем лукавить. Забудем о Холкрофте. Я имею в виду вашего настоящего отца. Тридцать лет назад Генрих Клаузен сделал некоторые распоряжения. Он часто курсировал между Берлином, Женевой и Цюрихом — конечно, не ставя об этом в известность германские власти. Им был подготовлен один документ, против которого мы... — Манфреди сделал паузу и улыбнулся, — ...как заинтересованные нейтралы, не могли ничего возразить. К документу прилагалось письмо, написанное Клаузеном в апреле 1945 года. Оно адресовано вам, его сыну.
Банкир потянулся к лежащему на столе коричневому конверту.
— Подождите! — сказал Ноэль. — Это были распоряжения финансового характера?
