Ноэль ощупал голову: шишка солидная, но крови нет. Его ударили чем-то вроде дубинки или трубы, завернутой во что-то мягкое. Попытался сделать несколько шагов. Получилось не очень, но главное — он мог двигаться. Пейзаж вырисовывался более четко: приближался рассвет.
За забором небольшая возвышенность переходила в гребень, уходящий вдаль в обоих направлениях. Вдоль гребня виднелись придорожные огни. Он решил пересечь поле и выйти к шоссе в надежде упросить какого-нибудь водителя подвезти его. Когда он перелезал через забор, какая-то мысль сверкнула в его мозгу. Он снова проверил карманы.
Исчезла фотография!
Холкрофт вышел на шоссе и проголосовал. Остановился молоковоз. Он забрался на сиденье и увидел, как улыбка исчезает с лица водителя так же быстро, как исходивший от него запах заполняет кабину. Ноэль попытался не обращать на это внимания, но водитель придерживался иного мнения. Холкрофт вышел в первом же населенном пункте. Им оказалась английская деревня с несколькими грузовиками на площади. Машина встала перед придорожным кафе.
— Внутри есть телефон, — сказал водитель. — И туалет тоже. Ты бы умылся, приятель.
Ноэль зашел в кафе и окунулся в свет, в запах кофе, мирные звуки, понемногу приходя в себя. Жизнь продолжалась. Он нашел туалет и сделал все, чтобы уменьшить последствия минувшей ночи. Затем уселся за столик, недалеко от настенного платного телефона, и заказал черный кофе в ожидании, когда сердитый водитель-доставщик закончит спор с диспетчером на другом конце провода. Когда разговор закончился, Ноэль встал из-за стола и направился к телефону, держа в руке номер Гретхен Бомонт. Ему хотелось выяснить, что же произошло, и постараться урезонить ее, если она вернулась домой.
Он набрал номер телефона.
— Я вас слушаю, — послышался в трубке мужской голос.
— Пожалуйста, миссис Бомонт.
— Могу я спросить, кто звонит?
— Друг капитана. Я слышал, что миссис Бомонт сегодня уезжает к нему. Мне бы хотелось передать ему записку.
— Кто ее спрашивает?
Ноэль повесил трубку. Он понятия не имел, кто ему ответил. Он только знал, что ему необходима помощь. Профессиональная помощь. Это может быть опасно для Женевы, но необходимо. Он будет осторожен, очень осторожен — и постарается изучить все, что только можно.
Холкрофт порылся в карманах куртки в поисках визитной карточки, которую дал ему человек из МИ-5. На ней значилось имя Гарольд Пэйтон-Джонс и телефонный номер. Настенные часы показывали без десяти минут семь. Ноэлю было интересно знать, ответит кто-нибудь по этому телефону или нет. Он набрал номер в Лондоне.
—Да?
— Это Холкрофт.
— О да. Нас интересовало, позвоните ли вы. Ноэль узнал голос. Это был седовласый агент разведки из отеля.
— О чем вы говорите? — спросил Ноэль.
— У вас выдалась трудная ночь, — ответил голос.
— Вы ожидали,что я позвоню! Вы были там. Вы видели все это!
Пэйтон-Джонс ушел от прямого ответа.
— Арендованная вами машина находится в гараже в Алдершоте. К полудню ее отремонтируют. Имя легко запомнить — Бутс. Гараж Бутса, Алдершот. Платить не надо.
— Минутку. Что происходит, черт возьми? Вы что, следили за мной? Вы не имеете на это права!
— Я бы сказал, что это была чертовски хорошая работа, проделанная нами.
— Вы были в машине в три часа утра! Вы были в доме Бомонта!
— Боюсь, что это были не мы. — Человек из МИ-5 сделал небольшую паузу. — И если вы верите в это, значит, вы не видели их достаточно хорошо, не так ли?
— Да. Кто это был?
— Мы тоже хотели бы это знать. Наш человек прибыл туда около пяти.
— Кто бежал за мной? Кто ударил меня по голове и, бросил на этом чертовом поле? — Агент вновь молчал.
— Мы ничего об этом не знаем. Мы только знаем, что вы покинули это место в спешке. Машина, очевидно, была выведена из строя.
— Это было подстроено! Меня одурачили!
— Возможно. Я бы советовал вам быть осторожнее. Бестактно и опасно пользоваться женой капитана королевского флота, пока ее муж в море.
— Черта с два! Капитан так же в море, как я! Менее двух недель назад он был в самолете, следующем в Рио. Я видел его! Он имеет какое-то отношение к делу семейства фон Тибольт.
— Несомненно, — ответил Пэйтон-Джонс. — Он женат на старшей дочери. Что касается его пребывания в самолете две недели назад, то это нелепо. Последние три месяца от находится в Средиземном море..
— Нет же! Я виделего. Послушайте меня. В спальне была фотография. Я взял ее. На снимке — он! И кое-что еще. Надпись на оборотной стороне, по-немецки.
— Что именно написано?
— Не знаю. Я не говорю по-немецки. Но это чертовски необычно, не так ли? — Холкрофт замолчал. Он не думал заходить так далеко. В гневе он потерял над собой контроль. Проклятье!
— Что здесь такого необычного? — спросил агент. — Немецкий — родной язык миссис Бомонт. Любовная фраза, выражение привязанности кого-то к кому-то? Тут нет ничего необычного.
— Я думаю, вы правы, — сказал Ноэль, сдаваясь. Но вскоре пожалел об этом: отступление было слишком поспешным. А человек из МИ-5 весьма подозрительным. Ноэль заключил это из его последующих слов.
— По зрелом размышлении вы должны бы доставить эту фотографию нам.
— Не могу. У меня ее нет.
— Мне показалось, вы сказали, что взяли ее.
— У меня ее сейчас нет. Я... У меня просто ее нет.
— Где вы, Холкрофт? Думается, вы должны заглянуть к нам, мы хотели бы повидаться с вами.
Бессознательно Ноэль нажал на рычаг, обрывая связь. Действие опережало мысль, и, только сделав это, он четко понял, почему так поступил. Нельзя связывать себя с МИ-5, укреплять их отношения. Напротив, он должен быть так далеко от британской разведки, насколько это возможно. С ними не может быть никакихотношении. МИ-5 следилаза ним. После того как они заверили его, что оставят одного, они нарушили свое обещание.
Уцелевшие люди из «Вольфшанце» говорили: «Еще есть такие, кто может узнать о женевских делах... И кто попытается воспрепятствовать ему... Убить его».
Холкрофт сомневался, что англичане могут убить его, но они пытались воспрепятствовать ему. И если бы преуспели, это было бы равносильно убийству. Люди «Вольфшанце» не колебались. Питер Болдуин,эсквайр, Эрнст Манфреди, Джек.Все мертвы.
Люди «Вольфшанце» убьют его, если он потерпит неудачу. В этом заключалась ужасная ирония. Он не хотелпотерпеть фиаско. Почему они не могут понять этого? Возможно, больше, чем уцелевшим потомкам «Вольфшанце», ему хотелось видеть осуществленными мечты Генриха Клаузена.
