— Что ж, а теперь я готов отвечать на другие ваши вопросы. Мне скрывать нечего.
— Итак, вы были знакомы в Бомонтом, знали, что он агент «Одессы», обвиняли меня в том, что я вышел на него через Граффа, а сами позволили ему жениться на вашей сестре. Как это понимать: «Одесса» породнилась с «Одессой»? Может, вы тоже агент «Одессы»?
Теннисон не колебался ни секунды:
— Тут дело в приоритетах. Интересы дела должны быть выше интересов личности. Если коротко, то свадьба была спланирована. Гретхен уже не та, что раньше, но ненависть к нацистам сохранила прежнюю. Выйдя замуж за Бомонта, она пошла на жертву гораздо большую, чем мы с вами. Зато теперь мы знаем о каждом шаге ее супруга.
— Но ведь Бомонту известно, что вы — фон Тибольт! Почему он не расскажет об этом Граффу?
— Спросите у него. Может, он вам и скажет.
— Вымне скажите!
— Он боится! — пояснил Теннисон. — Бомонт — свинья. Даже в делах он нечистоплотен. Он все меньше и меньше работает на «Одессу» — и то лишь когда его припугнут.
— Я вас не понимаю.
— Видите ли, у Гретхен есть свои... скажем так, средства убеждения. Думаю, вы уже испытали их действие на себе. Кроме того, на банковских счетах Бомонта осели значительные суммы, следы которых тщетно ищут во многих странах. Вдобавок ко всему он боится разоблачений Граффа, с одной стороны, и моих — с другой. Он служит нам обоим, но, конечно, более полезен мне, нежели Граффу. Действовать самостоятельно Бомонт не в состоянии.
— Если вам заранее известен каждый его шаг, то вы должны были знать, что Бомонт находился на борту того самолета, летевшего в Рио. Вы знали, что он охотится за мной.
— Каким образом?! Я же васне знал.
— Но он был на том самолете. Значит, кто-то послал его!
— Когда Хелден рассказала мне эту историю, я сразу попытался разведать, кто же это мог быть. Узнал я совсем немного, но даже эти мелочи меня чрезвычайно встревожили. Я полагаю, что наш безвольный поросенок выполнял поручение какой-то третьей стороны. Кто-то раскрыл его связи с «Одессой» и с помощью шантажа заставил работать на себя. Как Графф. Как я.
— Кто же это?
— Святый Боже, хотел бы я это знать! Мне известно лишь то, что Бомонту предоставили срочный отпуск, и он, бросив свой корабль в Средиземном море, отправился в Женеву.
— В Женеву? — Память возвратила Ноэля к мгновениям, заполненным суматохой и воплями бегущей толпы... Это случилось на вокзальной платформе. На бетонной вокзальной платформе.Завязалась драка; какой-то человек упал, обливаясь кровью; другой бросился в погоню за третьим. Мимо пробежал еще один: под густыми, черными с сединой бровями — расширенные от ужаса глаза... Изумленный Холкрофт пробормотал: — Да, это Бомонт. Он был в Женеве.
— Я вам только что об этом говорил.
— Вот, оказывается, где я увидел его впервые. А то все никак не мог вспомнить. Значит, он преследует меня от самой Женевы.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Где сейчас находится Бомонт? — спросил Ноэль.
— На корабле. Несколько дней назад Гретхен отправилась на встречу с ним. Думаю, они увидятся в Сен-Тропе.
Завтра я уезжаю на Средиземноморье. К человеку, которого ненавижу...Теперь все становится ясно. Может быть, Теннисон не единственный в этой комнате человек, ошибавшийся в своих предположениях.
— Мы должны выяснить, кто направил Бомонта по моему следу, — сказал Ноэль, припомнив незнакомца в черной кожаной куртке. Теннисон прав. Он пришел к такому же выводу: интерес к Женеве проявляет кто-тоеще.
— Согласен, — ответил Теннисон. — Хотите, чтобы мы работали вместе?
Искушение ответить утвердительно было велико. Но Холкрофт еще не все выяснил. Заключать договор пока было рановато.
— Посмотрим, — ответил он. — Прежде чем принять решение, я хотел бы задать вам еще два вопроса. И предупреждаю, что требую немедленных ответов. Никаких «нескольких дней».
— Договорились.
— Вы убили кого-то в Рио. У Теннисона сузились зрачки.
— Это Хелден вам сказала?
— Я должен был знать об этом. И Хелден прекрасно меня поняла. Договор о Женеве исключает всякие сюрпризы. Если человека могут подвергнуть шантажу, то я не имею права вводить его в дело.
— Понятно, — кивнул Теннисон.
— Так кто же стал вашей жертвой?
— У вас сложилось превратное впечатление обо мне, — ответил Теннисон. — Я человек не скрытный. И могу безо всяких угрызений совести рассказать вам, кого именно я убил. Но меня волнует другое: каким образом вы будете проверять подлинность моего рассказа? Никто не может меня шантажировать. Это исключено. Но как мне убедить в этом вас?
— Начните с имени жертвы.
— Мануэль Карарра.
— Карарра?
— Да. Монтелегрес сознательно выбрали себе в качестве прикрытия эту фамилию. Они знал, что, услышав фамилию Карарра, я сразу по ассоциации вспомню несчастных брата и сестру. Карарра был одним из самых влиятельных людей в стране. Он возглавлял палату представителей, но служил не Бразилии, а Граффу. «Одессе». Я убил его семь лет назад, и, случись мне убить его снова, я не раздумывал бы ни минуты.
Ноэль пристально взглянул на Теннисона:
— Кто знал об этом?
— Несколько стариков. В живых из них сегодня остался только один. Могу назвать вам его имя. Он никогда не проговорится об убийстве.
— Почему?
— Как говорится, под влиянием изменившихся обстоятельств. Перед тем как улететь из Рио, я встретился с ним и недвусмысленно намекнул, что ежели он вздумает преследовать меня, то я предам гласности все, что знаю о Карарре. Консерваторы мигом лишатся ореола мучеников. А бразильская консервативная партия вряд ли потерпит подобное безобразие.
— Мне нужно имя.
— Я напишу вам его на листке. — Теннисон достал ручку и черкнул два слова. — Думаю, вам не составит труда связаться с ним по линии трансатлантической связи. Много говорить не придется — упоминания моего имени в сочетании с именем Карарры будет вполне достаточно.
— Я так и поступлю.
— Сделайте одолжение, ради Бога, — сказал Теннисон. — Он подтвердит мои слова.
Холкрофт и Теннисон в упор разглядывали друг друга. Разделял их какой-нибудь фут.
— Пять лет назад в лондонском метро произошла трагедия, — продолжал Ноэль. — Погибло много народу, в том числе и сотрудник «Гардиан», подписавший от имени газеты контракт с вами. Это был единственный человек, который знал о вас все и мог пролить свет на то, как и почему вас наняли на работу.
Взгляд Теннисона сразу похолодел.
— Я тогда был в шоке, от которого не вполне оправился до сих пор. Что именно вас интересует?
