— Что вы имеете в виду?
— То обстоятельство, что нам ничего не известно. Мы признаем, что он мог видеть Каррас, что она, вероятно, жива. Мы скажем, что не меньше, чем он сам, хотим получить ответы на все вопросы.
— Это в том случае, если он нас подпустит настолько близко к себе, что мы сможем с ним разговаривать, и вообще согласится нас выслушать. Но не исключено, что он будет только задавать нам вопросы. И где гарантия, что эту нашу попытку он не воспримет как очередной грязный трюк с нашей стороны? Как вы намерены поступить в таком случае? У нас есть все досье, связанные с операцией на Коста-Брава, в них содержатся имена каждого, кто так или иначе имел отношение к акции. Чем он может быть для нас реально полезен? С другой стороны, мы прекрасно знаем, какой огромный ущерб способен нанести Хейвелок, какую панику вызвать, сколько жизней отнять.
— Жертва превращается в злодея, — устало проронил Миллер. — Господи, что же это происходит!
— Давайте решать проблемы в порядке их возникновения и степени важности, — заметил Стерн. — По-моему, перед нами различные кризисные ситуации. Они, конечно, некоторым образом связаны между собой, но по сути своей разные. Итак, приступим к первой проблеме. Нам больше ничего не остается, или я не прав?
— Нельзя только забывать, что мы в полном неведении! — резко возразил Даусон.
— Заверяю вас, будут приняты все меры, чтобы взять его живым, как это сказано в распоряжении, но исполнителям, согласитесь, должны быть предоставлены и иные возможности.
— Значит, им объяснят, что они имеют дело с предателем? Но тогда при малейшем поводе он будет убит. Повторяю, я не согласен с вашим решением.
Стерн внимательно взглянул на Даусона и увидел в его глазах сомнение и усталость. Помолчав немного, начальник консульских операций произнес:
— Что ж, если наши мнения разошлись, еще есть время.
— На что? — поинтересовался Миллер.
— На то, чтобы передать все дело в кабинет Мэттиаса. Не знаю, смогут ли они добраться до старика, понимая, что отпущенное нам время неумолимо сокращается. Я сам пойду к ним и доложу о ситуации. — Стерн щелкнул переключателем и сказал в трубку. — Рим? Простите, что задержал вас, но дело обстоит не так просто. Держите судно под постоянным наблюдением с воздуха и направьте своих людей на Коль-де-Мулине. Инструкции им будут переданы по радио по известному шифру на обычной частоте. Если не поступят дополнительные приказы до момента высадки, пусть выходят на связь с вами каждые пятнадцать минут. Вы останетесь на этой линии. С данного момента она закрыта для всех, кроме вас. Свяжемся с вами, как только сможем, я или кто-нибудь повыше. Пароль — «Двусмысленность»... Поняли? «Двусмысленность». Пока все, Рим. — Стерн положил трубку, щелкнул тумблером и встал со стула. — Я с отвращением приступаю к выполнению своей миссии, — сказал он. — Это ведь наша обязанность служить всевидящей, всеслышащей защитой с тысячами глаз и ушей. Те, кто выше нас, занимаются общим планированием, Другие — реализуют их задумки, мы же обязаны либо отвергнуть, либо одобрить эти планы. Самые ответственные решения принимаются здесь. И это наша основная функция, будь она проклята.
— Нам и раньше приходилось прибегать к посторонней помощи, — заметил психиатр.
— Только по тем вопросам тактики, на которые не мог ответить Огилви, но никогда по проблемам такого рода, как сейчас.
— Дэн, мы не должны изображать из себя совет директоров крупной корпорации, решающий все проблемы, — сказал Даусон. — Мы не изобретали Коста-Брава, а получили его в наследство.
— Я понимаю, — ответил Стерн, направляясь к дверям. — Полагаю, это может служить нам некоторым утешением.
— Вы не хотите, чтобы мы составили вам компанию? — спросил Миллер.
— Нет, я изложу ситуацию без всякой предвзятости.
— Никогда в этом не сомневался, — вставил юрист.
— Мы соревнуемся в беге с часами в Риме, — продолжил Стерн. — Чем меньше людей будет присутствовать при разговоре, тем меньше возникнет вопросов. Безумец или нет. «Не подлежит исправлению» или подлежит?
Стерн открыл дверь и покинул комнату. На лицах обоих оставшихся в помещении стратегов можно было прочесть явное облегчение.
— Вы осознали, — начал Миллер, поворачиваясь на стуле к Даусону, — что впервые за три года в этой комнате прозвучала фраза: «боюсь, что я не смогу вас поддержать»? Не обычное: «я так не считаю» или «я не соглашаюсь», а совсем иное: «я вас не поддерживаю».
— Я не мог поступить иначе, — сказал Даусон. — Дэниел по складу ума статистик. Он видит числа, их доли, уравнения, суммы — все это приводит его к нужным выводам. Он гений, и своей статистикой спас сотни жизней. Я же юрист, — и вижу прежде всего возможные осложнения, скрытые последствия и побочные результаты. Одна сторона против другой стороны. Прокуроры, впадающие в ярость от того, что закон запрещает им в ходе процесса сопоставлять те или иные факты. По их мнению, это следует позволить. Преступники, возмущенные крошечными ошибками свидетелей, хотя единственный настоящий объект возмущения — это их преступления. Все это прошло перед моими глазами, Пол, и бывают случаи, когда даже самое точное сложение цифр не дает правильного ответа. Ответ содержится в субстанции, которую вы не можете точно определить.
— Как странно. — Психиатр поднял глаза на юриста. — Я хочу сказать о различиях между нами: Дэниел видит цифры, вы — последствия и осложнения, я же — возможные действия, при этом основываясь лишь на маленьких фрагментах, частностях.
— Коробке спичек, например.
— Да, и спичек тоже. Я верю в их значение, убежден в том, что они говорят правду.
— Я тоже верю. Во всяком случае, в то, что они открывают перед нами определенные возможности. И это осложняет ситуацию, «начальник», как сказал бы Огилви. Если реально то, что разум Хейвелока в порядке, то он, следовательно, говорит правду. Девушка, чья виновность была умело сфальсифицирована в одной из наших секретнейших лабораторий, жива и спасается бегством. Ростов в Афинах... наживка, по неизвестной нам причине не схваченная Лубянкой... советский агент в доме №1600...
[26]
Сплошные осложнения, доктор. Майкл Хейвелок нам просто необходим, чтобы разгадать эту хитроумно запутанную тайну. То, что произошло, если это произошло, не может не приводить в ужас. — Даусон резко отодвинулся от стола и поднялся на ноги. — Я должен вернуться в свой кабинет. И оставлю записку Стерну на тот случай, если он захочет еще потолковать со мной. Как вы на это смотрите?
— Что?.. О нет, спасибо, — ответил погруженный в свои мысли Миллер. — В пять тридцать я провожу психотерапевтический сеанс в госпитале. Пациент — морской пехотинец, бывший заложником в Тегеране. — Вскинув глаза на Даусона, медик добавил: — Все это так страшно, не правда ли?
— Да, Пол. Очень страшно.
