Мужчина повернулся и опрометью кинулся назад. Сполдинг, как только зажегся зеленый свет светофора, стремительно ринулся следом за ним. Человек, не оглядываясь, мчался по улице словно безумный. Судя по всему, решил Дэвид, он хотел как можно быстрее добежать до своего напарника в расчете на то, что тот поможет ему в сложившейся ситуации. У Каса-Росады мужчина повернул налево. Сполдинг не отставал от него, следя лишь за тем, чтобы не попадать ему в поле зрения.
Добежав до угла, человек, к удивлению Дэвида, перешел на шаг и чуть погодя вошел в ближайшую телефонную будку.
Сразу видно, что дилетант, подумал Сполдинг, придя к заключению, что люди Райнемана не такие уж асы, какими считают себя.
Долгий, необычайно громкий автомобильный гудок, какие редко когда раздавались на Авенида-де-Майо, перекрыл шум улицы. Вслед за тем засигналили другие машины, и через пару-другую секунд их гудки слились в чудовищную какофонию. Дэвид огляделся. С чего бы это? Ничего же не случилось. И в самом деле, причиной всего явился какой-то слишком уж нетерпеливый водитель, который, не в силах дождаться зеленого света, нажал в раздражении на кнопку гудка.
«Концерт» прекратился так же внезапно, как начался. Все вернулось в свою колею. Свет светофора переключился, и машины ринулись безудержным потоком через пешеходный переход.
И тут вдруг послышался крик. Кричала какая-то женщина. К ней присоединилась другая, а следом за ней – и третья...
Дэвид с трудом, работая энергично локтями и оттесняя людей плечом, протиснулся сквозь толпу и, добравшись до будки, заглянул внутрь сквозь застекленную дверь.
Незнакомец в мокром пиджаке лежал на полу в несуразной, неестественной позе, подогнув под себя ноги, а руки вытянув вперед. Падая, он до конца оттянул телефонный шнур, но трубки так и не выпустил. Голова у мужчины была свернута набок. Из затылка струилась кровь.
Сполдинг осмотрел внимательно будку. Стекло на двери было пробито в трех местах. И от трех бросавшихся в глаза круглых отверстий расползались лучиками тоненькие трещинки.
Услышав пронзительные звуки полицейских свистков, Сполдинг выбрался из толпы и, спешно обогнув железную ограду Каса-Росады, повернул направо. Затем, обойдя какое-то здание, направился прямо на юг. К южным воротам.
«Паккард» с включенным двигателем уже стоял там.
Когда Дэвид приблизился к машине, к нему подошел мужчина того же примерно роста, что и он.
– Подполковник Сполдинг? – спросил незнакомец.
– Да.
– В таком случае садитесь. Времени у нас в обрез.
Мужчина открыл заднюю дверцу, и Дэвид быстро сел в машину.
Там уже был Генрих Штольц.
– Вам, насколько мне известно, пришлось проделать пешком немалый путь, – сказал немец, поздоровавшись с Дэви-дом. – Так что устраивайтесь поудобнее. Во время поездки вы сможете немного отдохнуть.
– Мне сейчас не до отдыха. – Дэвид указал на панели под приборной доской. – Вы смогли бы связаться с Райнеманом с помощью этой штуки? Прямо сейчас?
– Мы можем связаться с ним в любую минуту. Но зачем вам это?
– Чтобы сообщить ему одну вещь. Только что убили вашего парня.
– Нашего?
– Он следил за мной. Его застрелили в телефонной будке.
– Он не был нашим человеком, подполковник. И это мы прихлопнули его, – спокойно произнес Штольц.
– Вы?
– Совершенно верно. Мы хорошо знали его. Это наемный убийца из Рио-де-Жанейро. Охотился за вами.
Штольц поведал Дэвиду в немногих словах о том, что случилось. Они следили за убийцей с того момента, как Дэвид вышел из квартиры. Он был корсиканцем. Перед войной его выслали из Марселя; Убивал по приказам контрабандистов из Южной Франции.
– Мы не могли допустить, чтобы он подстрелил американца, знающего шифр. Согласитесь, при уличном шуме прикончить вас из пистолета с глушителем – плевое дело, – завершил свой рассказ немец.
– Не думаю, что он собирался убить меня, – возразил Сполдинг. – Вы, кажется, поторопились.
– Если вы действительно правы, то, значит, он рассчитывал выйти через вас на нас. Простите меня, но мы не могли позволить ему такое. Надеюсь, вы согласитесь со мной.
– Нет, я не одобряю ваших действий. Я мог бы схватить его и все разузнать. – Дэвид, откинувшись на спинку сиденья, потер устало лоб и затем сказал раздраженно: – Я как раз и собирался сделать это. А теперь мы оба оказались в глупом положении.
Штольц, посмотрев на него, спросил осторожно:
– О чем это вы? Вас что-то тревожит?
– А вас разве нет?.. Или вы по-прежнему верите в то, что в Буэнос-Айресе нет никаких сотрудников гестапо?
– Но это же невозможно! Надо же – подумать такое! – прошипел сквозь зубы Штольц.
– Примерно так же выразился прошлой ночью и наш общий друг, когда я сказал ему все, что знал относительно ваших парней... Мне ничего не известно о том, что произошло, но, как я понимаю, их убили. Так как же можно говорить после этого, что появление здесь гестаповцев – вещь невозможная?
– Гестапо не имеет никакого отношения к тому, что происходит тут. Мы выяснили это в самых высших инстанциях.
– Но ведь Райнеман – еврей, не так ли? – неожиданно спросил Дэвид, наблюдая за реакцией Штольца.
Немец повернулся и взглянул на Сполдинга. Его лицо выразило полное замешательство.
– Ну и что из того? Он не придерживается ни одного из вероучений. Хотя мать его конечно же была еврейкой... Говоря откровенно, все это не имеет никакого значения. Расистские теории Розенберга и Гитлера разделяют далеко не все, – просто им, на мой взгляд, уделяется излишне много внимания... Главное тут – экономика. Так было, и так остается. Идет постоянная борьба и за контроль над банками, и за децентрализацию управления финансовой системой... Но это – щекотливая тема.
Дэвид хотел было возразить дипломату, уклонившемуся, по существу, от ответа, но затем решил промолчать... Почему Штольц счел столь уж необходимым пуститься в пространные рассуждения? И отделаться от собеседника пустыми, ничего не говорящими фразами, которые, как сам же он понимал, лишены какой бы то ни было логики?
– По-видимому, Генрих Штольц служит верой и правдой Райнеману, а не Третьему рейху.
– Почему вы задали этот странный вопрос?
– Видите ли, до меня дошли кое-какие слухи... С ними поделились со мной в нашем посольстве. – Дэвид подумал о том, что все, собственно, так и было, он ни на йоту не погрешил против истины. – Ну и я пришел к выводу, что еврейская община в Буэнос-Айресе плохо относится к Райнеману.
– Пустая болтовня. Здешние евреи такие же, как и везде. Держатся вместе, замкнуто. Возможно, сказать, что они живут в гетто, было бы преувеличением, однако нельзя отрицать, что их контакты с другими, не входящими в их общину, весьма и весьма ограничены. И замечу еще, что у них нет никаких оснований предъявлять Райнеману претензии: ведь фактически их ничто с ним не связывает.
