Дэвид собрался уже уходить, как вдруг ему в голову пришла мысль еще раз взглянуть на исчерканную карандашом помятую бумагу. Наверное, потому, что ничего иного он здесь не нашел. Кенделл запер свой кабинет, скорее всего в силу привычки, ибо каких-то особых причин делать это у него не имелось. И опять же исключительно рефлекторно, наверное, он засунул желтые листы в один из ящиков в письменном столе – подальше от постороннего взора, – а не швырнул их в корзину для мусора, в которой не было ничего, кроме окурков и табачной золы из опорожненной бухгалтером пепельницы.
Сполдинг понимал, что рассчитывать на что-либо особенно не приходится. Но у него не было выбора. Он должен искать, хотя и сам точно не знал, что же именно. Попытка, однако, не пытка.
Дэвид положил на стол два первых попавших в его руки листка и, аккуратно расправив их, начал рассматривать.
Ничего. Если не считать беспорядочных жирных линий, испещривших бумагу.
Впрочем, нет. На одном листе было все же кое-что – контурное изображение женских грудей и гениталий. А также разнообразные круги, стрелы и диаграммы. Одним словом, бесценнейший материал для психоаналитика.
Дэвид достал из ящика еще один лист и снова расправил. По сравнению с предыдущим листом значительно больше кругов, стрел и женских грудей. А сбоку от них – тривиальные тучи. С рваными краями и в штрихах. Глядя на них, можно было подумать, что тут потрудился малолетний ребенок, не "владевший еще мастерством. Косые линии, сопровождавшие Рисунок, воспроизводили непонятно что – то ли дождь, то ли многократные вспышки молнии.
Следующий лист содержал одни лишь не имевшие смысла какие-то закорючки и загогулины.
Сполдинг снова заглянул в ящик.
Извлеченная на этот раз бумага впервые по-настоящему заинтересовала его. На грязном, желтого цвета листе, ближе к нижнему краю, была вычерчена крупная свастика, правда едва различимая на фоне перекрещивающихся линий. Дэвид вгляделся в рисунок. И обнаружил, что спирали с правой стороны от фашистского знака, напоминавшие завитушки. Оставленные росчерком пера незабвенного писателя Палмера
[32]
, увенчивались, вполне определенно, различными буквами и даже словами. Первыми бросились ему в глаза инициалы «Дж. Д.» и уже за ними «Джо Д.» и «Дж. Дайет»... Над последней буквой в каждом словосочетании был тщательнейшим образом выписан вопросительный знак.
Но почему? И зачем?
Дэвид аккуратно сложил этот лист и спрятал в карман.
Не просмотренными оставались еще два листа. Он достал их, сразу оба. На одном имелась лишь крупная, ничего не значащая завитушка вроде тех, уже встречавшихся спиралей, однако при виде этой, бессмысленной, казалось бы, каракули создавалось такое впечатление, будто ее, в отличие от предыдущих, мог начертать лишь человек находившийся в ярости или в состоянии крайнего гнева. Зато на втором листе, опять же в нижней его половине, расположились в несколько рядов какие-то витиеватые знаки, которые, если вглядеться в них повнимательней, можно было принять за буквенные обозначения «Дж» и "Д", схожие с теми, что встречались сбоку от свастики на одной из уже изученных Дэвидом бумаг. Напротив последней буквы "Д" располагалась странная по форме прямоугольная фигура с пририсованным к ней справа конусом, поверхность которого покрывали продольные линии. В общем, что-то вроде поверженного наземь четырехгранного обелиска с венчавшим его полушарием. В действительности же, возможно, эта была всего-навсего изображенная неумелым художником пуля с маркировкой в округлой ее части. Слева от рисунка, чуть ниже его, размещались знакомые уже овалы, навевавшие мысли о каллиграфических занятиях достопочтенного мистера Палмера. Однако на сей раз линии были четче и толще, чем на желтом листе.
Внезапно Дэвид понял, что видит он.
Бухгалтер подсознательно, сам не ведая того, запечатлел в непристойном гротесковом виде пенис в возбужденном состоянии, а под ним – мошонку.
– Счастья вам в новом году, мистер Кенделл! – произнес по себя Дэвид Сполдинг, понятно не без иронии.
Положив осторожно этот лист в тот же карман, где уже был один, он запихнул остальные бумаги обратно в ящик и задвинул его. Потом выключил настольную лампу, подошел к распахнутой двери и, остановившись возле нее, обернулся, чтобы посмотреть, не оставил ли он здесь каких-либо следов своего пребывания. Убедившись, что все в полном порядке, Дэвид вышел в приемную и прикрыл за собой дверь кабинета. И тут перед ним встал вопрос: стоит ли снова возиться с замком, чтобы запереть ее, или плюнуть на это?
Не думая долго, Сполдинг решил, что возня с дверью обернется в конечном итоге лишь пустой тратой времени. Замок старый, примитивной конструкции. У персонала, обслуживающего это здание, – как, впрочем, и любое другое строение в Нью-Йорке, – наверняка есть запасные ключи от всех помещений. Запереть же замок куда сложнее, чем отпереть. Так что черт с ним, с этим запором.
Спустя полчаса у него промелькнула мысль, что данное решение, возможно, избавило его от неминуемой смерти. Отказавшись от возни с замком, он сэкономил тем самым секунд шестьдесят – если не все девяносто, а может, и более ста – и, своевременно, как оказалось, покинув приемную, стал лишь сторонним наблюдателем, а не живой мишенью.
Натянув на себя пальто, приобретенное у Роджерса Пита, Дэвид выключил в приемной свет, и, ступив в коридор, направился к лифтам. Было около семи вечера, к тому же шли первые сутки после новогодних торжеств. В здании, таким образом, едва кто еще оставался, кроме него. Словно в подтверждение данного факта, из всех подъемников работал только один. Кабина, миновав лифтовую площадку, на которой стоял он в ее ожидании, устремилась куда-то наверх, где вскоре и остановилась, судя по наступившей внезапно тишине. Устав ждать, когда же она соизволит наконец отправиться в обратный свой путь, Сполдинг решил было спуститься вниз пешком, – находясь на третьем этаже, он рассудил вполне резонно, что только выиграет время, отказавшись от лифта, – как вдруг услышал чьи-то торопливые шаги. Кто-то поднимался вверх по лестнице. Данное обстоятельство показалось Дэвиду довольно странным. Лифт только что был в вестибюле, на самом нижнем этаже, но эти люди решили обойтись без него. В чем же дело? Что заставило двух – а может, и более? – человек отказаться от лифта, предпочтя ему лестницу? Конечно, при желании можно было бы найти с дюжину разумных объяснений подобного поведения незнакомцев, однако интуиция подсказала Сполдингу, что ответ на этот вопрос кроется в чем-то нештатном.
Скользнув бесшумно за угол другого коридора, который пересекая первый, шедший от приемной, вел к помещениям в южном крыле здания, Дэвид затаился, прижавшись к стене. На этот раз у него было чем защититься. После неожиданного нападения на него в лифте в отеле «Монтгомери» он стал носить с собой оружие – небольшой револьвер системы «Берет-та», свободно умещавшийся на груди под рубашкой. Чтобы не оказаться застигнутым врасплох, Сполдинг расстегнул пальто, пиджак и пуговицы на рубашке. Если понадобится, он вмиг достанет оружие и успешно применит его.
