– Достаточно, – прохрипел Калп. – Вы взяли меня за горло.
Малейшая попытка неповиновения и бунта будет беспощадно подавлена. Любого из перечисленных документов будет достаточно, чтобы КЦБ и Министерство юстиции начали новое расследование нарушения антимонопольного законодательства, и последующее за этим юридическое болото засосет миллиарды и проделает существенную брешь в рыночной капитализации корпорации, заделывать которую придется очень долго. На горизонте даже маячила угроза того, что корпорацию придется разделить, разбить на части, и это станет самой большой катастрофой, поскольку отдельные части в совокупности, несомненно, имеют значительно меньшую ценность, чем единое целое. Калпу не нужно было разжевывать все это. Последствия неповиновения были ясны как божий день.
Вот почему он уже не раз был вынужден перечислять через Благотворительный фонд Уильяма и Дженнифер Калпов значительные суммы на лечение тропических заболеваний. На самом деле он бы и глазом не моргнул, если бы однажды весь проклятый африканский континент скрылся под волнами. Однако он руководит огромной империей: на нем лежит бремя ответственности. И ему противостоят могущественные, умные и безжалостные враги. Калп израсходовал чертову прорву денег, пытаясь их выследить, единственным следствием чего явились анонимные атаки на сайты его корпорации.
Его считают полновластным хозяином в своих владениях. Чепуха. Он жертва, черт побери! В конце концов, что ему подвластно? Калп бросил взгляд через стеклянную перегородку на начальника аналитического отдела. На носу у Донелли белел прыщ, маленький гнойник, и Калпу внезапно неудержимо захотелось его выдавить или проколоть булавкой. У него на лице появилась кривая усмешка. «Невозможно представить, что произойдет в этом случае». Калп поймал на себе взгляд Милли Лодж; Милли Лодж, которой известно так много его тайн, которая, и в этом нет сомнений, предана ему до глубины души. Но какими же отвратительными, вонючими духами она пользуется! Калп уже давно собирался сказать ей об этом, но все как-то не подворачивался удобный случай, – он никак не мог придумать достаточно безобидный способ завести об этом разговор, чтобы не оскорбить Милли, ну а сейчас, по прошествии стольких лет, это станет самой настоящей катастрофой. Нате, получайте! Уильям Калп, заложник духов «Жан Тату», или, черт возьми, как там они называются.
А может быть – может быть, сама Милли имеет какое-то отношение к этому мерзкому вымогательству! Калп снова пристально посмотрел на нее, пытаясь представить ее в роли заговорщика. Однако у него ничего не получилось; для этого у Милли недоставало изворотливости. Он продолжал внутренне кипеть. «Вот я, Уильям Калп, номер три в списке пяти сотен „Форбс“,
[37]
а эти ублюдки держат в кулаке мои яйца! Где же тут справедливость?»
– А Европейская комиссия с подозрением взглянет на ваше предполагаемое приобретение компании «Ложисьель Лилль», – продолжал голос из преисподней, – если ей станет известен проект маркетинговой политики, составленный в…
– Во имя всего святого, скажите, что вам от меня нужно, – обреченно промолвил Калп. Это был рев побежденного зверя. – Скажите, что вам от меня нужно!
Отпив глоток остывшего кофе, он скорчил гримасу. Напиток приобрел какой-то неприятный привкус. Впрочем, кого он хочет обмануть? Кофе стал похож на мочу.
Оман
Линия горизонта была рассечена острыми утесами, которые торчали из болотистой низины, заросшей редкими чахлыми акациями. Вдалеке на севере, скрытый дымкой, поднимался к небу хребет Хаджар. Однополосная дорога, местами запорошенная красноватым песком, сливалась с окружающей пустыней. Наконец, взобравшись на скалистый перевал, дорога спустилась в сухое русло реки, заросшее зеленью. Вдоль ущелья росли финиковые пальмы, пустынный олеандр и кустики жесткой травы.
Время от времени Белнэп позволял себе поддаться очарованию красоты окружающих мест, строгому величию каменистой пустыни. Но тотчас же мысли о Джареде Райнхарте возвращались.
Белнэп не мог стряхнуть с себя ощущение, что он подводит человека, который сам ни разу его не подвел. Человека, который не раз спасал его от верной смерти, который, не раздумывая, вставал на защиту друга. Белнэп прекрасно помнил, как Джаред предостерег его от связи с одной женщиной, с которой он успел сблизиться, – с болгарской эмигранткой, работавшей в Центральном армейском госпитале имени Уолтера Рида. Как выяснилось, ФБР разрабатывало ее, подозревая в шпионаже. Досье, которое показал ему Райнхарт, повергло Белнэпа в ужас. Однако все было бы хуже во много раз, если бы он так и не узнал правду, – как правило, ФБР тщательно оберегает информацию о своих расследованиях даже от дружественных разведывательных ведомств. На профессиональной карьере Белнэпа был бы поставлен крест, возможно, его и следовало наказать за собственную беспечность. Однако Райнхарт не желал и слышать об этом. Чем бы ни занимался Белнэп, он всегда присматривал за ним, как ангел-хранитель и как друг. Когда близкий друг Белнэпа – друг детства погиб в автокатастрофе, Райнхарт приехал издалека в Вермонт на похороны, просто чтобы быть рядом с Белнэпом, чтобы дать ему почувствовать, что он не одинок, что когда он скорбит, Райнхарт также в скорби. Когда любимая девушка Белнэпа была убита в Белфасте террористами, Райнхарт настоял на том, чтобы именно ему доверили сообщить другу это печальное известие. Белнэп помнил, как он старался держать себя в руках, как старался не расплакаться и вдруг, подняв взгляд, увидел, что у самого Райнхарта глаза влажные.
«Спасибо тебе, господи, что у меня есть ты, Джаред, – сказал тогда другу Белнэп. – Потому что, кроме тебя, у меня никого нет».
Ну а теперь? Что у него осталось?
Он подводит своего единственного друга. Да, подводит человека, который ни разу его не подводил.
Джип тряхануло на выбоине дороги, и Белнэп оторвал взгляд от далекой зубчатой стены гор, раскрашенной в различные оттенки желтого и охры – земли и камней. Последний раз заправлялся он два часа назад и сейчас время от времени посматривал на указатель топлива. Впереди показалась россыпь домиков из необожженного кирпича, приютившихся под сенью скалы. В небе над ними парили птицы.
– Соколы! – указал Бааз.
– Такие же, как ты, Бааз, – сказал Белнэп, показывая, что он все понял.
В начале пути мальчишка оживленно болтал, затем он как-то сник, и Белнэпу хотелось убедиться в том, что маленький араб выдержит, столкнувшись с неприятностями. Как только машина выехала из Дубая, Бааз развернул солнцезащитный козырек зеркалом к себе и принялся старательно оттирать с лица грим. Белнэп вручил ему для этой цели свой носовой платок. Теперь, когда грима почти не оставалось, было легче представить мальчишку таким, каким он был до того, как его затащили силой в заведение Хабиба Альмани. Бааз рассказал, что его отец хотел, чтобы он стал имамом, и дед с малых лет учил его текстам из Корана. Этот же самый дед, в молодости купец с побережья, обучил мальчишку английскому языку. Бааз пришел в восторг от радиоприемника на приборной панели и в течение первого получаса поездки с жадностью переключался с одной станции на другую.
