Брайсон подчинился и положил руки на стол, по сторонам от портфеля. Вансине уселся напротив, на противоположном конце стола, спиной к стеклянной стене, по-прежнему продолжая держать Брайсона под прицелом.
– Попробуй шевельнуть рукой, чтобы почесать нос, – и я стреляю, – сказал Вансине. – Попробуй полезть в нагрудный карман за сигаретой – и я стреляю. Таковы правила игры, Брайсон, и я уверен, что ты отлично их понимаешь. А теперь скажи мне, пожалуйста: Елена знает?
Брайсон был ошеломлен. Он никак не мог понять смысла этого вопроса. «Елена знает?»
– О чем ты? – прошептал он.
– Она знает?
– Что она знает? Где она? Ты с ней говорил?
– Только не делай вид, что ты беспокоишься об этой женщине, Брайсон...
– Где она?! – перебил его Ник.
Бородач поколебался секунду, потом отозвался:
– Здесь вопросы задаю я, Брайсон. Давно ли ты связался с прометеевцами?
– С прометеевцами? – тупо переспросил Брайсон.
– Хватит! Довольно игр! Когда ты перешел к ним на службу, Брайсон? Тебя завербовали еще во время работы? Или, может, тебе наскучила жизнь профессора, преподавателя колледжа, и ты отправился на поиск приключений? Видишь ли, мне действительно хочется понять, что подтолкнуло тебя к этому. Приступ ублюдочного идеализма? Тяга к власти? Как видишь, Брайсон, нам о многом нужно поговорить.
– Но при этом ты так упорно держишь меня под прицелом, как будто совсем позабыл Йемен.
Вансине покачал головой. Похоже, это замечание его позабавило.
– Ты стал легендой нашей конторы, Брайсон. Ребята до сих пор пересказывают истории о твоих талантах оперативника и лингвистических способностях. Ты был незаменимым...
– До тех пор, пока Тед Уоллер не выставил меня за дверь. Или лучше сказать – Геннадий Розовский?
Вансине надолго умолк, не в силах скрыть изумления.
– У каждого из нас много имен, – произнес он наконец. – Много обликов. И чтобы остаться в здравом уме, нужно научиться отделять себя от этих обликов, а их – друг от друга. Но ты, кажется, утратил эту способность. Ты веришь то в одно, то в другое. Ты не знаешь, где заканчивается реальность и начинается вымысел. Тед Уоллер – великий человек. Более великий, чем любой из нас.
– Так, значит, он до сих пор обманывает тебя! Ты веришь ему, веришь его лжи! Или ты ничего не знаешь, Просперо? Мы были марионетками, управляемыми автоматами, которые выполняют программу, заложенную надсмотрщиком! Мы действовали вслепую, не понимая, кто наши настоящие хозяева и какова их подлинная цель!
– Существует множество слоев, – очень серьезно произнес Вансине. – Есть вещи, о которых мы ничего не знаем. Мир изменился, и мы должны измениться вместе с ним, должны приспособиться к новым реалиям. Что тебе сказали, Брайсон? Какую ложь тебе скормили?
– «Новые реалии», – глухо повторил Брайсон, не понимая, о чем идет речь. Он был ошеломлен и на миг утратил дар речи, когда за зеркальным окном, вынырнув невесть откуда, вдруг возник огромный силуэт. Ник понял, что это вертолет, лишь в тот миг, когда пулеметный залп изрешетил зеркальную стену и стекло брызнуло во все стороны хрустальным градом.
Брайсон бросился на пол, укрывшись за длинным столом. А вот у Вансине, сидевшего на другом краю стола, рядом с окном, такой возможности не было. Бельгиец раскинул руки, словно птица, пытающаяся взлететь, а потом все его тело гротескно задергалось, заплясало, словно марионетка со спутавшимися нитями. Пули пробили ему лицо и грудь, и из десятков ран крохотными гейзерами ударила кровь. Окровавленное лицо исказилось в ужасном крике, но этот отчаянный вопль почти утонул в оглушительном шуме зависшего вертолета и пронзительном грохоте пулемета. По конференц-залу гуляли мощные порывы ветра. Стол из красного дерева был изгрызен множеством пуль, ковер изорван в клочья. Укрывшись под толстой крышкой стола, Брайсон видел, как Вансине почти подбросило в воздух – а потом бельгиец рухнул на серый ковер, испятнанный брызгами его крови, и застыл в неестественной позе. На месте глаз у него зияли красные провалы, лицо и борода превратились в ужасающее кровавое месиво, а затылок попросту исчез. Затем, так же внезапно, как и появился, вертолет исчез из виду. Безумный грохот стих, и слышен был лишь долетающий снизу приглушенный шум уличного движения да стон ветра, свистящего среди стеклянных сталактитов и кружащего по растерзанной комнате, погрузившейся теперь в тишину.
Глава 14
Выскочив из конференц-зала, подальше от этих кошмарных декораций – крови, пулевых отверстий и битого стекла, – Брайсон промчался через коридор, забитый перепуганными свидетелями. Повсюду раздавались возгласы – то на швейцарском немецком, то по-французски, то по-английски.
– О господи!
– Что случилось? Это снайперы? Террористы?
– Они где-то здесь, в здании?
– Вызовите полицию и «Скорую»! Скорее!
– О боже, этот человек мертв! Господи боже мой, какое зверство!
На бегу Брайсон думал о Лейле. Только не ее, нет! А вдруг вертолет полетел вокруг здания, выбирая себе цели в окнах двадцать седьмого этажа?
Потом пришла следующая мысль: «Мишенью этого странного нападения был Ян Вансине. Не я. Вансине. Именно так оно и было». Брайсон наскоро еще прокрутил калейдоскоп картинок, засевших у него в памяти, и перебрал их, оценивая угол, под которым велась стрельба. Да. Кто бы ни сидел за пулеметом, он явно преднамеренно целился в Вансине. Это не было ни случайным нападением, ни попыткой убить любого, кто окажется в этот момент в конференц-зале. Стрельба была прицельной и велась по крайней мере с трех точек. И именно по оперативнику Директората.
Но почему?..
И кто это сделал? Ведь не может же Директорат убивать собственных сотрудников, так ведь? Или, возможно, они испугались, что Вансине встретится со старым другом и что-то ему расскажет...
Нет, в этом предположении слишком много домысла и слишком мало здравого смысла. Какой логикой и какими причинами руководствовались организаторы нападения – покрыто мраком неизвестности. Но факт оставался фактом: они убили именно того человека, которого хотели, – в этом Брайсон был твердо уверен.
Эти мысли пронеслись у него в голове за какую-нибудь долю секунды; затем Ник отыскал кабинет Беко, рывком распахнул дверь – и обнаружил, что кабинет пуст.
Ни Лейлы, ни банкира здесь не было. Уже развернувшись было, чтобы уходить, Брайсон заметил на полу рядом с кофейным столиком опрокинутую фарфоровую чашечку; а под письменным столом валялось несколько листков бумаги. Признаки то ли поспешного бегства, то ли короткой борьбы.
Тут откуда-то поблизости раздался приглушенный шум, удары, крики. Брайсон быстро обшарил кабинет взглядом и наткнулся на дверь чулана. Подскочив к двери, Ник отворил ее. В чулане обнаружились Лейла и Жан-Люк Беко, связанные и с кляпами во рту. Полиуретановые путы, крепкие, словно кожаные ремни, стягивали запястья и лодыжки пленников. Очки банкира валялись неподалеку от него на полу, галстук был перекошен, рубашка порвана, а волосы растрепаны. Беко пытался издавать какие-то звуки сквозь кляп, и глаза его были выпучены от напряжения. Рядом с ним лежала Лейла, связанная еще более тщательно – чувствовалось, что над этим поработал умелец. Ее серый костюм от «Шанель» был порван, а одной из туфель на высоких каблуках – серых, в тон костюму, – недоставало. Ее запястья и лодыжки тоже обвивали виниловые путы. На лице женщины виднелось несколько кровоточащих ссадин: очевидно, Лейла яростно сопротивлялась, но не смогла совладать с силой и умением такого человека, как Просперо.
