Майя Стерн тихо смеялась. Она посмотрела на шофера и обратила внимание на поднятую прозрачную перегородку, отделяющую переднюю часть машины от задней. Он не смог бы услышать, как она описывает вымышленную «Норму» так, чтобы она ни капли не напоминала бы ее саму.
— Вы правы насчет моего роста. Я светлая шатенка, и у меня голубые глаза. Лицо у меня круглое. Я была танцовщицей и занималась семиборьем. Я до сих пор не могу жить без упражнений. Лак на ногтях ярко-красный. Этого достаточно?
Джулии понравилось упоминание о лаке для ногтей. Это выдает хороший вкус.
— Расскажите мне, чем вы еще занимались.
Пока она говорила, Майя Стерн смотрела на шофера. Если он даже и слышал ее ложь о цвете волос, форме лица и о том, что у нее вообще был какой-то лак на ногтях, то не подал виду. Она не могла сказать Джулии, как выглядит на самом деле, потому что Джулия могла бы по описанию опознать ее как убийцу своей матери. Пока лимузин накручивал километры по Лонг-Айленду, она придумала себе историю, чтобы скрасить новое поручение. Это было нетрудно — у нее было больше фальшивых легенд в профессиональной жизни, чем ролей у хорошего актера, и каждую из них она проживала в полной мере, потому что любая недоработка могла повлечь за собой смерть.
Когда лимузин выехал из тоннеля, соединявшего Куинс с центром города, и въехал в город, Майя Стерн улыбнулась. Она была довольна тем, что все идет по плану, и запустила пальцы в свои короткие черные волосы. Она разглядывала незрячую женщину, думая о данных ей приказах и испытывая сожаление. Ей еще не приходилось убивать слепого человека. Прикидывала возможные отличия. Джулия Остриан будет жить до тех пор, пока к ней не вернется зрение.
15
10.00. СУББОТА
ЛЭНГЛИ (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)
Сэм Килайн пребывал в расстроенных чувствах. Янтарная комната не давала ему покоя. Они с Пинком тренировались в подвальном гимнастическом зале старого крыла штаб-квартиры Компании. Одетые в белые кимоно с черными поясами, они раз за разом повторяли основные приемы карате — кулачные удары, нападение, удары ногами и блокировку.
Сэм пытался сдержать возбуждение и разочарование по поводу Янтарной комнаты. Воображение рисовало ему врагов, подбирающихся сразу с восьми сторон, и он наносил разящие удары ногами, прыгал и, прекрасно сохраняя равновесие, наотмашь наносил жестокие удары кулаками своему невидимому противнику.
Сэм представлял, как его враг получает сильный удар, падает, корчится и молит о пощаде...
— Сэм! Кого ты пытаешься убить?
Покончив с ритуальными упражнениями ката, Пинк отвесил формальный поклон в пустоту.
Они были одни. Если бы дело происходило в будний день, им пришлось бы отвоевывать себе место у толпы занимающихся таэквондо во время обеденного перерыва. В заключение Сэм сделал прямую стойку, снова отвесил поклон, и тут в трубах, проходивших под потолком подвала, раздалось бульканье и лязганье.
Прислушавшись, Сэм проворчал:
— Что-то подобное происходит в желудке при грыже пищеводного отверстия диафрагмы.
В трубах еще раз что-то прогрохотало, и вниз посыпались хлопья бежевой краски.
Пинк посмотрел на друга, который никогда не отличался уравновешенностью и покладистостью. Похоже, только разведывательная работа могла быть предметом его постоянного интереса — и, конечно, множество женщин. Дайте Сэму большую пачку отчетов для анализа и синтеза, и он будет на седьмом небе, но не сегодня. То, что Сэм бросил какую-то очередную подружку, чтобы приехать к Пинку пить пиво прошлым вечером, возродил свой давний роман с Янтарной комнатой, а затем согласился провести тренировку в это утро, говорило Пинку, что в чудной голове Сэма Килайна происходит что-то значительное.
Сэм был молчун, да и Пинк мало от него отличался.
— Что, и в это утро не повезло? — спросил Пинк, когда они направлялись в душевую.
— Nada
[22]
. Все мои находки сводятся к тому, что посол Дэниэл Остриан умер в старости от сердечного приступа, а его единственный сын Джонатан Остриан погиб в автомобильной катастрофе. Нет людей, нет и сведений. Я проверял их альма-матер и все университеты в Нью-Йорке и Вашингтоне. Это заняло уйму времени, но нигде нет никаких бумаг.
— Как насчет их вдов? И детей?
— Вдова Дэниэла умерла давным-давно, а вдова Джонатана находится где-то в концертном турне со своей дочерью, пианисткой. С единственным ребенком, Джулией Остриан. Когда-нибудь слышал о ней?
Они разделись и встали под душ.
Пинку не пришлось долго думать.
— Не-а. Концертирующие пианистки — это не мой профиль. Вся эта старомодная классика. У меня уши от нее вянут. Исключено.
После тренировки рыжие волосы Сэма прилипли ко лбу, а кожа блестела от пота. Он молчал, и по всему было видно, что крепко задумался. Или старался избежать следующего вопроса Пинка.
— Ты ее знаешь, не так ли? Эту Джулию Остриан... — сказал Пинк.
— Пару раз слышал, как она играет, — признался Сэм, у которого были все ее записи на компакт-дисках. — Высокий класс. Одна из самых лучших. В ее игре такая мощь и целостность. Трудно поверить, что она приходится внучкой королю недвижимости. Скорее можно было бы ожидать, что она займется бизнесом или предпочтет просто оставаться в обществе богатеев.
— Ты хорошо знаешь эту женщину?
— Совсем немного. Но ее игра в самом деле берет за живое.
Пока они принимали душ и одевались, Сэм думал, почему пакет из Армонка отправили ему. Похоже, ему придется бросить все это. Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Сэм решил поработать над отчетами и слегка прибрать на столе. Это могло бы успокоить совесть. Но сердце не лежало к подобному времяпрепровождению.
Он посмотрел на своего друга-великана:
— Пообедаем?
— Отличная идея. — Пинк похлопал себя по твердому, плоскому животу. — Я умираю от голода.
* * *
МАКЛИН (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)
Сэм и Пинк остановили свой выбор на итальянском ресторанчике в близлежащем Маклине. Они сели у бара и заказали пиво и пиццу с поджаренными дольками помидоров и анчоусами. Воздух пропах пивом, орешками и субботней послеполуденной леностью. По телевизору шел бесконечный цикл последних новостей Си-эн-эн, и посетители просто выжидали, когда можно будет переключиться на очередной футбольный матч университетских команд.
— Думаешь, мы когда-нибудь выйдем на пенсию? — Пинк взял пригоршню соленых орешков.
— По-моему, мы еще слишком молоды, чтобы говорить о пенсии, не так ли? — Сэм знал, что Пинк обеспокоен ситуацией. Он провалил операцию в Брюсселе, и Лэнгли отозвал его домой в неопределенный «отпуск». Но Пинк был прирожденный полевой агент и не хотел заниматься ничем иным.
