Элевсин с трудом отвел взгляд от ужасающих звездно-сапфировых глаз.
— Да, — с трудом выдавил он.
— Тогда ты знаешь, как важны наши поиски для свободы, чтобы найти путь из лабиринта, какой представляет известная нам вселенная. Понимаешь, регент, мы, гэргоны, чувствуем, что вселенная — это не все. Она мала для нас. Мы стремимся вырваться за пределы... мы еще не знаем, за пределы чего. Но барьеры, удерживающие нас здесь, в известном Космосе, должны пасть. Ты понимаешь нашу боль — ведь мы в заточении?
Элевсин снова овладел собой и посмотрел на гэргона.
— Кажется, да, Нит Сахор.
— Тогда расскажи мне то, что мне надо знать.
— Я не... не уверен, что у меня есть ответы для тебя. По крайней мере имеющие смысл.
— Пожалуйста, предоставь решать мне. Говори о том, что у тебя на душе.
— Ладно. — Элевсин сел прямо. Ему казалось, что он стоит на краю пропасти, и он старался не поддаваться панике. — У меня появилось особенное чувство к кундалианам. Несомненно, отчасти это результат связи с Джийан, но, как вы сами заметили, дело не только в этом. Шестнадцать лет назад я привез ее как трофей с кхагггунской охоты у подножия Дьенн Марра. Тогда она ничего не значила для меня, однако довольно быстро все изменилось.
— Как изменилось?
— Я... не знаю.
— Знаешь, регент, знаешь. Подумай.
— Ну, я... по-моему, случилось так, что я перестал думать о ней как о побежденном враге.
— И как именно это произошло?
Элевсин задумался.
— Я помню. Прошел почти звездный год с тех пор, как я привез Джийан в Аксис Тэр. Я проснулся среди ночи и пошел утолить жажду. И увидел ее в коридоре. Она стояла у открытого окна. Смотрела на Дьенн Марр. Помнится, была ночь полных лун; снег и лед на горных пиках сияли голубизной, как луна Корпиона-2. Она плакала, по щекам текли слезы, и я подумал: “Она тоскует по дому, совсем как мы”. И с того мгновения — пусть побежденная, пусть инопланетянка — между нами не стало разногласий.
— Но разногласия есть.
— Да, Нит Сахор.
— В сущности, разногласий много.
— Верно.
Гэргон шевельнул руками, на металлической сетке блеснул свет.
— По-моему, нам было бы весьма полезно ознакомиться с их разногласиями.
Элевсин напрягся.
— Она доверяет мне, Нит Сахор.
— А я доверяю тебе, Элевсин. Вот почему тебя сделали регентом.
— Вы сделали меня регентом?
— Твоего отца. Другие хотели назначить отца Веннна Стогггула.
Элевсин на мгновение задумался.
— Я не предам ее.
— Мы — твои хозяева, регент. По-твоему, разумно говорить так с гэргоном?
— Я говорю с вами, Нит Сахор.
— Я — гэргон.
— Я говорю с вами, — повторил Элевсин. Гэргон кивнул, и на сетке в черепе заиграл свет.
— Твое восприятие отмечено особенным интересом.
— По-моему, Нит Сахор, мы еще очень многого не знаем о кундалианах — и никогда не узнаем при нынешнем положении дел. Основание За Хара-ата — первый шаг в преобразовании, которое я предвижу.
— Не будь самонадеян, регент. Не тебе предвидеть преобразования.
— Вы не понимаете, Нит Сахор. Идея города пришла ко мне во сне; в удивительно ярком сне я увидел, где именно должен вырасти За Хара-ат: в центре Коррушской равнины. Позднее я путешествовал по Коррушу в обществе Хадиннна СаТррэна, который ведет дела с коррушскими племенами, и, к огромному моему удивлению, мы нашли в центре равнины захудалую деревушку. Кундалиане считают это поселение очень древним; когда мы начали копать, то обнаружили фундаменты, которым, по словам местных жителей, уже много веков.
— Слово “За Хара-ат” происходит из кундалианского Древнего наречия. Оно означает “Земля Пяти Встреч”.
— Верно. Мне кажется, За Хара-ат и был здесь. Мне кажется, это место должно быть священным.
— Наша почти исчезнувшая религия говорит о Граде Миллиона Самоцветов. Возможно, твоя мать втайне поклонялась Энлилю, богу мертвых. Возможно, когда ты был маленьким, она рассказывала тебе об этом городе; возможно, отсюда и твой сон. В любом случае гэргоны определили в'орннский путь, регент. Не забывай об этом.
— Или, может быть, За Хара-ат и Град Миллиона Самоцветов как-то связаны.
— Это потребовало бы духовного усилия, на какое способны очень немногие в'орнны. — На кончике пальца Нита Сахора вспыхнул зеленый огонек. — Но ты смог бы, не так ли, регент?
— Да. Смог бы. — Сердца Элевсина тяжело бились в груди. Остался ли след гнева в глазах гэргона? “Так трудно понять”, — подумал Элевсин. Борясь с головной болью, он потер глаза. — Мы задержались на Кундале дольше, чем на других планетах за последнее время. Почему так?
— Это дело гэргонов.
— И мое, Нит Сахор. Увеличение страданий кундалиан стало невыносимой мукой. Это мощный стимул к действию.
— Ах, регент, тебе следовало бы знать, что такие стимулы опасны. А нетерпение склонно нарушать хрупкое Равновесие.
Элевсин взглянул прямо в звездно-сапфировые глаза.
— Такова моя цель, Нит Сахор. Это очень хрупкое Равновесие необходимо нарушить. Ради блага и в'орннов, и кундалиан.
— Дурак, Равновесие — это все! — загремел Нит Сахор, поднявшись во весь рост. — Без Равновесия ничего не работает: ионы вспыхивают, нейтроны умирают, электроны сходят с ума, сама материя вселенной под угрозой!
Старый ярко-лиловый тэй завопил. Окутанная кольчугой правая рука Нита Сахора сжалась в кулак, полыхнула корона оранжевого огня. Через мгновение что-то холодное и невидимое ударило Элевсина в грудь. Его отшвырнуло назад, закрутило, понесло и больно приложило о дальнюю стену. Птица порхала по клетке, явно взволнованная.
— О, неужели я действительно занимаюсь глупостями? — Гэргон тряхнул окутанным кольчугой кулаком. — Неужели остальные правы? Неужели ты так опасен, как они считают? Неужели мое же высокомерие погубит меня?
Элевсин постепенно приходил в себя. Осторожно массируя грудь, поднял перевернутое Нитом Сахором кресло и, набравшись храбрости, сказал:
— Было бы ошибкой истребить кундалиан, как мы уничтожили столько других рас... или оставить их здесь, истощив все природные ресурсы. — Взгляд жутких звездно-сапфировых глаз впился в него, тяжелый, как грозовое небо, потом скользнул прочь, словно от чего-то незначительного. — Пора покончить с системой, которую мы установили для себя и так называемых рабских рас. Строительство За Хара-ат будет испытанием новой, лучшей системы.
— Не говори мне о За Хара-ата, — рявкнул Нит Сахор. — В Товариществе нет единодушия насчет твоего эксперимента. И верь мне, когда я говорю, что споры идут шумные.
