Уголком глаза он посматривал на Джийан, надеясь, что его плохо замаскированные колкости попали в точку. Аннон знал, что она не доставит ему этого удовольствия, и, к собственному удивлению, гордился ею.
— Я мечтаю об охоте! — гудел Киннний Морка. — Ты меня понимаешь, а? — Он похлопал Аннона по спине, отчего тот поморщился. Киннний Морка был чудовищно огромен, даже по в'орннским меркам. Джийан не была маленькой женщиной, и однако ее макушка едва доставала до груди строй-генерала. Хотя груди, конечно, видно не было. Она и все остальное было заключено в тонкой работы доспехи, украшенные грозными изображениями Энлиля. — Как-нибудь я сам возьму тебя на охоту — в горы Дьенн Марр, и, если повезет, мы добудем первиллона!
— Благодарю вас, строй-генерал.
— Пустяки, маленький регент! — Он с силой хлопнул Аннона по плечу огромной рукой, и юноша прикусил губу, чтобы удержаться от крика. — А теперь, думаю, вам двоим лучше идти. Регент ждет.
— Ты бы действительно поехал со строй-генералом на охоту? — спросила Джийан, когда они поднимались по Большой лестнице на второй этаж.
— Охотиться на первиллона? Конечно!
— Первиллоны — отвратительные, непредсказуемые звери, — Джийан покачала головой. — Не думаю, чтобы отец позволил тебе охотиться на такое опасное животное.
— Я уже прошел Каналообразование, — резко ответил Аннон. — Я, знаешь ли, не ребенок.
Она улыбнулась и, положив теплую руку ему на спину, провела его через секретный проем в стене: так можно было попасть в жилые помещения, минуя Большой Зал Приемов. Они оказались на другом балконе, поуже, но таком же светлом. Благодаря огромной стеклянной крыше стены были залиты ярким вечерним светом. Только когда дверь в комнаты отца осталась позади, Аннон спросил, куда они идут.
— Думаешь, я отведу тебя к Элевсину, всего залитого кровью?
— Не преувеличивай. Я говорил тебе, что рана ерундовая.
— И всерьез ожидал, что я поверю тебе? — Но она явно была рада, что он снова перешел на кундалианский.
Через наполовину скрытую в тени дверь на дальнем конце балкона она провела его в покои, которые Элевсин отвел Джийан. Здесь все было как до вторжения в'орннов. Аннон чувствовал слабый запах благовоний: апельсина и чернобыльника. Она осторожно сняла с него куртку и прилипшую к ране блузу. Аннон знал, что Джийан каким-то образом выпросила у его отца разрешение завести сад и тайно растит там душистые травы и странные, уродливые грибы. Он еще больше рассердился на Джийан из-за этой привилегии, какую никому из кундалиан не следовало бы предоставлять, — отчасти чтобы не думать об испуге в ее глазах, когда она увидела засохшую индиговую кровь и свежую лазурную, сочащуюся из раны.
— И это ты называешь ерундой?
Не говоря ни слова, она усадила его в странного вида кресло из гнутого дерева, в котором он оказался в полулежачем положении.
Побледневшая Джийан осторожно размотала промокший от крови жгут, который Курган сделал из своей блузы.
— О Богиня Небес, что ты с собой сделал? — Ее нежные пальцы осторожно исследовали раны. Аннон закусил губу. — Ты дрался? Курган тоже ранен?
Аннон отвернулся и ничего не сказал. Она наклонилась ближе.
— В ране что-то застряло, глубоко. Бок потемнел и весь распух. По-моему, началось заражение.
— Так почини его своим колдовством, — приказал юноша, сердитый из-за того, что она узнала о ране.
Минуту Джийан стояла, подбоченившись, и смотрела на него. Потом подошла к огромному деревянному шкафу, украшенному замысловатыми кундалианскими узорами, и рылась внутри, пока не нашла то, что искала. Вытащив кожаный мешок, она вывалила содержимое на пол.
— Богиня свидетельница, что бы ни произошло, я и не подозревала о неладном.
— О да, — сказал Аннон, уставившись на сводчатый потолок, — ты же всезнающая и премудрая.
Джийан знала, что в таком настроении с ним лучше не спорить. Она вытащила ступку и пестик, пакеты с корнями и лозами, незнакомыми ему сушеными цветами и плодами. Несмотря на возмущение, его восхищало, как уверенно и искусно она ломает, шинкует, наливает, насыпает, отмеривает ингредиенты в ступку. Ему хотелось спросить, что каждый ингредиент означает и почему она их использует, но пелена гнева покрыла сердца словно льдом. Ощущение было таким знакомым и успокаивающим, что он не нарушил бы его, даже если бы от этого почувствовал себя лучше.
Джийан начала толочь содержимое ступки пестиком, потом остановилась.
— Мне нужна свежая иноксия дурманная. Надо сбегать в сад. Я быстро. — Она произнесла заклятие исцеления. — До моего возвращения не двигайся, дыши глубоко и медленно.
Оставшись один, юноша продолжал разглядывать потолок, пытаясь понять, почему вообще сердится на нее. Возможно, Джийан чересчур носится с ним, но, в конце концов, это поручение отца. А что до раны, то, откровенно говоря, было очень больно. И хорошо бы, если бы перестало болеть. Решив быть любезнее, когда она вернется, Аннон неловко пошевелился и тихонько застонал.
Внезапно он напрягся и обвел взглядом комнату. Чем это пахнет? Он принюхался... корень горечавки! Острый корень горечавки! Откуда этот запах? Неужели Джийан готовит еще одно варево в другой комнате? Нет, запах доносился с балкона.
Медленно, неловко он выбрался из кресла. Тихо прошел по комнате и выглянул на узкий балкон. Повертел головой. Никого. С другой стороны, запах корня горечавки стал сильнее.
Аннон огляделся. Гранатовые лучи света заходящего солнца проникали через нижнюю четверть стеклянной крыши. Они висели в воздухе, как гобелены, сверкая на перилах из аммонового дерева, окрашивая ковровую дорожку на полу и стены.
Охваченный любопытством Аннон прошел до конца балкона. Солнечный луч высветил узкую полоску металла, которой он прежде не замечал. Здесь стена не была плоской; металлическая полоска выступала примерно на пару миллиметров. Аннон ухватился за нее и потянул, чуть не сорвав ноготь, когда пальцы соскользнули с гладкой поверхности. Аннон взялся поудобнее, надавил — и почувствовал, что полоска движется. Клин стены тихо повернулся. Открылась тайная дверь вроде той, через которую они с Джийан обычно проходили в жилое крыло дворца. Только об этой двери он не знал. Посасывая надорванный ноготь, Аннон засунул голову в щель. Бархатная тьма скрывала все, но запах корня горечавки усилился до тошноты. Юноша глубоко вдохнул более свежего воздуха на балконе и шагнул в темноту.
Он вытянул руки и нащупал что-то твердое: стены. На этом основании Аннон сделал вывод, что находится в узком коридоре. Осторожно двинулся вперед, все равно споткнулся на первых трех ступеньках, и только изо всех сил вцепившись в тонкие, холодные металлические перила, сумел не свалиться в бездну. Лестница оказалась спиральной, как раковина муодда. Черный как смоль воздух был зябким, едким, как кремний, и попахивал корнем горечавки.
