Мы никогда не знали наверняка, где наш враг. Приказы мы получали нерегулярно, а когда они приходили, нам казалось, будто генералы понятия не имеют о реальной обстановке. В нашем лагере царила едва прикрытая анархия — наверное, только она спасала нас от паники.
Это было в конце войны. Почти все мы с самого начала оказались на Тихом океане, и многие были уже не в состоянии сражаться. Мы жили среди малярии, амебиаза и других болезней, о которых я прежде и не слышал. Но начиная с какого-то времени ночи стали для нас страшнее холеры.
Ночами к нам просачивались лазутчики и сеяли бесшумную смерть. Казалось, ничто не может им помешать. Мы удвоили посты, стали патрулировать саму территорию лагеря. Ничего не помогало. В отчаянии, наш командир провел несколько ночных рейдов. Люди стреляли в лесные тени, на крики ночных птиц — и ни в кого не попадали, зато сами оказывались убиты.
После каждого такого случая нас охватывал жуткий, почти суеверный ужас. Потом один идиот вспомнил про Дракулу. Он раздобыл где-то потрепанную книжку и пустил ее по рукам, еще больше нагнетая страх. Но чего еще можно было ожидать при подобных обстоятельствах? Человек всегда придумывает каких-то сверхъестественных существ, чтобы объяснить необъяснимое. Даже теперь, спустя столько лет, я вспоминаю об этом с дрожью. Мы были готовы драться с солдатами из плоти и крови, но не с призраками, которые таяли с первыми лучами солнца. Если бы мы схватили одного из них или хотя бы мельком увидели его, мы бы представляли себе, с кем имеем дело, и нам стало бы легче.
Страх усиливался. Ни один из нас не был трусом; каждому приходилось убивать — даже мне... Но теперь мы столкнулись с силой, которая была за пределами нашего разумения. Знаю, Николас, это звучит глупо, но все так и было, поверь мне.
Мы тогда располагались на острове Лейте. Позади осталось морское сражение в проливе, где мы наголову разбили японский флот. Но на суше дело обстояло иначе: ни Лейте, ни более крупный остров Лусон не были очищены от японцев. Их обескровели, они остались почти без припасов, и мы думали, что это конец.
Но до конца оказалось еще далеко. Накануне сражения из Токио прибыл новый командующий, вице-адмирал Ониси. Спустя два дня он отправился в небольшой городок, где располагался 201-ый отряд японских ВВС. Там Ониси провел совещание, которое сыграло роковую роль в этой войне — хотя в то время мы об этом ничего не знали.
Новости не заставили себя долго ждать. Многие из нас не верили, зная как быстро множатся самые нелепые слухи. Но примерно через неделю мы увидели это своими глазами. Сначала все подумали, что японские самолеты нацелились на нас, но они просвистели у нас над головами, словно нас и не существовало. Потом мы увидели в море наши корабли, авианосец и два эсминца. Японцы не обстреливали эти корабли и не бомбили их с пикирования — они их просто таранили. Когда это случилось в первый раз, мы не сомневались, что самолет подбит. Но когда они стали один за другим повторять этот самоубийственный маневр, мы начали понимать в чем дело. И все-таки это было невероятно — как разумные люди могли так поступать!
Был сезон дождей; на всем острове Лейте не осталось сухого места. Мы медленно, с потерями, продвигались вперед. Однажды ночью отряд получил приказ о выступлении. У нас было много раненых, и я вызвался остаться с ними, чтобы сделать перевязки — до прибытия подкрепления, которое ожидалось утром. Но обстановка была очень напряженной, и мой командир настоял, чтобы я пошел вместе с отрядом.
Перед рассветом мы разбили лагерь. Многие из нас так выбились из сил, что не могли уснуть. Мы сели в кружок, и полились рассказы о вампирах: прошлой ночью были убиты трое наших людей.
Наконец я оставил их, натянул палатку и залез внутрь. Какое-то время до меня доносились их голоса, потом все стихло. Вероятно, я уснул, или просто они разошлись.
Я впал в забытье и решил, что мне снится, будто за мной кто-то следит. Я старался проснуться, но не мог, моя голова словно налилась свинцом. Я напрягал мышцы, но не мог пошевелиться, мое тело не слушалось меня.
Надо мной нависло какое-то лицо: я даже не почувствовал, когда открылись мои глаза — а может, они и не закрывались. Мне было трудно дышать. Хотя ночь стояла душная, меня бил озноб.
Это было лицо японца, угольно-черное, словно покрытое сажей. Его огромные глаза имели очень странное выражение: хотя они были направлены прямо на меня, казалось, будто они смотрят куда-то вдаль, в какой-то другой мир. Это жутко. Однажды я видел что-то подобное — в больнице, когда учился на последнем курсе медицинского колледжа. Нам тогда показали несколько больных в психиатрическом отделении. Среди них выделялся молодой человек, коротко остриженный, с широкими скулами и длинным тонким носом. Он был в смирительной рубашке, и я долго всматривался в его глаза, пока врач расписывал своих пациентов, как зазывала на ярмарке. Он разглагольствовал о современных гуманных методах лечения, но этот человек... это существо никак нельзя было назвать человеком — он вернулся к животному состоянию своих далеких предков. В его глазах не было и тени разума, по крайней мере, в общепринятом смысле этого слова, но меня потрясло злобное коварство этих глаз. Я подумал: что будет, если его выпустить на свободу? Джек-потрошитель? Трудно даже вообразить, потому что этот человек явно был вне всякой морали.
Теперь ты можешь отчасти представить, какие глаза я увидел в ту ночь в палатке. Но только отчасти. Назвать это “безумием” значило бы серьезно ошибиться — это было больше чем безумие. Мы живем в мире порядка и законов, которые управляют всем, от науки до морали. Но тот человек жил вне времени, словно сам хаос воцарился внутри его и питал его своей опустошительной энергией. Не знаю, как это лучше объяснить — ты можешь подумать, что я просто приукрашиваю, но это совсем не так.
Пока я размышлял, японец взял кусок черной ткани, сложил ее в несколько раз и туго перевязал мне рот. Теперь, с близкого расстояния, я разглядел, что он одет во все черное.
Японец вытащил меня из палатки, наклонился, взвалил на плечи и побежал. Похититель бежал беззвучно, все время держась в тени, и уходил из лагеря довольно странно: не кратчайшим путем, а по какому-то ему одному известному маршруту.
Я не сопротивлялся. Я был ошеломлен и думал об одном: почему он не убил меня, как были убиты мои товарищи? Я понимал, что этот человек чародей. Никто не мог войти в наш лагерь и выйти из него незамеченным, как сделал это он. Японец бежал, и в то же время, казалось, не двигался. Знаю, это звучит нелепо, но он бежал так плавно, что я этого совсем не чувствовал.
Мы были уже в джунглях и неслись с огромной скоростью. Несмотря на подлесок и нависшие кроны деревьев, мы двигались даже быстрее, чем прежде. У меня возникло ощущение, будто в целом мире нет никого, кроме нас двоих. Был тот предрассветный час, когда ночные твари расползлись по своим норам, а дневные животные еще не проснулись. В джунглях было тихо, и редкие крики сонной птицы казались звуками из другого мира.
Так прошло около получаса. Японец вдруг остановился, сбросил меня на землю и сделал повязку пошире, так, чтобы я не мог ничего видеть. Он вел меня через джунгли, держа за воротник. Всякий раз, когда я спотыкался и падал, японец поддерживал меня, точно я падал с вешалки. В этом было что-то ужасно бесчеловечное, но я старался об этом не думать.
