— И поэтому вы преследуете меня?
Он покачал головой и покрепче уперся ногами в дно, когда высокая волна перевалила через коралловый риф возле мыса и покатилась в их сторону.
— Не только. Я убедился, что в конторе без вас пустовато.
Когда накатила волна, вода поднялась до подбородка, и их бросило друг к другу.
* * *
Нанги закинул больные ноги на шезлонг, откинулся назад и устремил взор в просторы Южно-Китайского моря, набегавшего на бледно-желтый берег Шек-О. Он был на южном конце острова Гонконг, ближе к Абердину, чем к Центральному району — средоточию всей деловой жизни этой колонии британской короны. Шек-О был одним из четырех или пяти районов Гонконга, где жили истинно богатые обитатели этого города, приютившего и толстосумов, и жалких бедняков.
Но за те полтора года, что он прожил здесь, положение изменилось. Во-первых, снесли прекрасную гостиницу в бухте Отпора, чтобы возвести на ее месте новый квартал высотных домов. Нанги жалел об этом не только потому, что провел много дней на широкой веранде этой выстроенной в колониальном стиле гостиницы, попивая чай и улаживая дела. Он грустил при мысли о том, что былые нравы уходят в прошлое, а солнечные безмятежные деньки омрачены жаждой наживы, порождением строительного бума, охватившего Гонконг в конце семидесятых годов, когда колония в течение пяти или шести лет развивалась ускоренными темпами.
Вот почему он переехал сюда. Из-за развала всей системы недвижимости. Именно это превращало снос гостиницы в бухте Отпора в событие по-настоящему горестное.
Теперь Нанги сидел один на вилле, отделанной лепным гипсом и покрытой черепичной кровлей, наблюдая за молодой, едва достигшей брачного возраста китаянкой, которая храбро бросала вызов грязному Южно-Китайскому морю, сбегая по пляжу в мягкий прибой. Рядом больше не было ни души, хотя на столе с крышкой из горного хрусталя, у левого локтя Нанги, стояли кувшин с ледяным чаем и пара высоких бокалов.
Он видел голову девушки, торчавшую над водой. Она не потрудилась завязать волосы или надеть какую-нибудь шапочку, и теперь темный шлейф ее волос струился по обнаженной спине, колыхался в воде, будто морская анемона с влекомыми течением стеблями.
У-син. Эти слова все время вторгались в сознание. И это было плохо. Три смерти и три вопроса, на которые надо было найти ответы. Нанги интересовало, какая связь могла быть между “Тэндзи” и убийствами у-син.
Теперь, если происходило что-либо необъяснимое, он сразу вспоминал “Тэндзи”. Это было вполне логично. Он знал, что русские не остановятся ни перед чем, чтобы отнять “Тэндзи” у Японии... если они узнают, что такое “Тэндзи”. Что же касается американцев, то он вполне мог представить себе их попытку сорвать операцию. Со времен окончания войны Америка зависела от Японии, которая была ее антикоммунистическим сторожевым псом на Востоке. Но Америка хотела, чтобы Япония, подобно ивовому прутику, послушно сгибалась по воле страны-победительницы. А Япония и впрямь всецело зависела от Америки.
Но “Тэндзи” изменило бы все это. Нанги опасался, что, если американцы пронюхают об этой операции, они станут срывать, ее наперегонки с Советами. Этого нельзя было допустить.
Впервые за многие десятилетия Япония оказалась совсем одна, и, странное дело, это было пугающее ощущение. Нанги все яснее сознавал, что больше нельзя грезить о былой Японии. Она ушла, ее смел солнечный ветер атомных взрывов, ее оставил за спиной экономический скачок, большую роль в котором сыграл и он, Нанги.
Нанги прикрыл глаза, зная, что в жизни не бывает простых ответов, а на деле все не так чисто и гладко, как было в замысле. “Решай задачи по мере их постановки, — подумал он. — Сперва надо преодолеть эту китайскую преграду, а уж потом размышлять о таинственных древних карах”.
Хотя на вилле никого не было, когда он приехал туда, теперь он слышал мягкие шаги, стук открывающихся и закрывающихся дверей, предвещавших скорое начало работы. Он потянулся к кувшину с ледяным чаем и налил себе бокал. Чай был очень вкусный и бодрил; в такой день, когда уже начинает парить, только его и пить.
Нанги не повернул головы, когда его чуткий слух уловил чье-то приближение, он так и сидел, прихлебывая свое питье и внимательно глядя на девушку, которая, будто нимфа, вынырнула из спокойных вод Южно-Китайского моря.
— Добрый день, мистер Нанги.
По взаимному соглашению здесь они разговаривали только по-английски. Для обоих этот язык был чужим, но; во всяком случае, они одинаково ненавидели его лютой ненавистью.
— Мистер Лю.
Нанги склонил голову, никому не адресуя свой поклон. Он услышал скрип шезлонга рядом с собой, мелодичный звон льда о стекло и только тогда повернул голову.
Должно быть, далекие предки этого человека были чистокровными маньчжурами, поскольку у него был удлиненный череп с высоким сводом, что свойственно этому этносу. Он был высок для жителя Востока, знал это и использовал свой рост в качестве своего рода средства устрашения, даже когда сидел.
Сейчас Лю улыбался и прихлебывал свой чай, положив голову на спинку шезлонга.
— Ну, и каков нынче в Японии деловой климат, мистер Нанги?
У Лю была привычка начинать обсуждение так, словно о предмете беседы уже шла речь.
— Очень хороший, — кратко ответил Нанги, решив не давать Лю пищи для размышлений до тех пор, пока сам не будет к этому готов. — Прогнозы весьма радужные.
— Ага, — сказал китаец, покачав головой. — Значит, ваше... хм, “кэйрэцу” не очень тесно связано с тяжелой промышленностью, с которой и начался ваш экономический скачок. — Он поставил на стол свой запотевший бокал и сложил руки на брюшке, сомкнув кончики пальцев. — Как я понимаю, такие отрасли промышленности, как сталелитейная, которая служит хребтом вашего экономического развития, переживают сейчас значительные денежные трудности в связи с общемировым кризисом.
Нанги долго молчал, гадая, насколько осведомлен его собеседник. Он мог знать, как плохи дела, но мог просто закидывать удочку, дабы получить подтверждение имеющимся у него сведениям. Нанги надо было ответить ему так, чтобы ничего не выболтать.
— С нашими сталелитейными предприятиями все в порядке, — взвешивая слова, сказал он. — Мы от них не имеем ничего, кроме прибылей.
— Да уж, конечно. — Этими словами Лю дал понять, что он не верит утверждению Нанги. — А как насчет добычи угля? Текстильного производства? Нефтехимии?
— Эта тема не представляет для меня никакого интереса. Лю приподнял голову, словно собака, делающая стойку.
— И все же, мистер Нанги, мне-то интересно, почему вы пожелали продать отделение вашей фирмы, которая, по вашим же словам, приносит вам столько прибыли.
— Мы больше не заинтересованы в производстве стали. — Он сказал это, возможно, несколько поспешно.
Но теперь, во всяком случае, Нанги знал степень осведомленности китайца. Она была огромной, и Нанги стал еще бдительнее.
