— Как там идут дела у нашего друга, Сато-сан? — спросил Макита.
— Неплохо, — ответил Нанги, протягивая руку к рисовому пирожку, которые испекла для них оба-тяма. Прошло уже три дня нового, 1951 года, а такие пирожки были традиционным новогодним угощением. — Ему удалось подняться до уровня вице-президента в своем концерне, где он контролирует все операции с углем.
Макита что-то промычал в ответ.
— Не забудьте выпить с этими пирожками побольше жидкости, — заметил он. — Мой брат был врачом, и он каждый раз приходил в ужас в первые две недели нового года, когда ему приходилось носиться от пациента к пациенту прочищать кишечники, закупоренные непереваренными рисовыми пирожками.
— Я бы не хотел, чтобы оба-тяма услышала ваши слова, — сказал Нанги, надкусывая пирожок. — Но, пожалуй, я выпью еще немного чая — исключительно в целях профилактики.
Он склонился над столом, наливая чай.
— Она скучает по внуку, вы же знаете, — сказал Макита, после того как они осушили свои чашечки. — Он делает себе состояние и имя, это хорошо. Но он сейчас далеко на севере, и у него редко выдается случай повидаться с оба-тяма. Вот если бы у его концерна была контора здесь, в Токио, но они еще не оперились, это не так просто. Здесь находится только контора городского банка, который их субсидирует.
В мозгу Нанги будто звякнул колокольчик. На поверхности не было видно никакой связи между словами Макиты и проблемой, над которой он бился. Однако Нанги привык доверять своей интуиции и знал: если он даст себе труд покопаться глубже, то обнаружит эту связь.
Речь шла о деньгах, а кто распоряжается деньгами, как не банки. На миг сознание Нанги вроде как затуманилось, а потом целый фонтан идей ударил в голову с такой ослепляющей силой, что он откачнулся назад. Ну да, конечно же! Его глаза прояснились.
— Макита-сан, — негромко спросил он, — могу я рассчитывать на ваше содействие?
— С удовольствием помогу, стоит вам только попросить.
— Нам надо сделать следующее, Макита-сан: Министерство внешней торговли и промышленности должно возродить “дзайбацу”.
— Но ведь они были нашими врагами. Они все время покушались на полномочия министерств. И кроме того, оккупационные силы ведь запретили “дзайбацу”.
— Да, — взволнованно сказал Нанги, — старые “дзайбацу” запрещены. Но то, о чем я говорю сейчас, это нечто новое, “кинью кэйрэцу”, финансовая порука. В качестве базы мы возьмем какой-нибудь банк: только у банка хватит денег, чтобы финансировать подобную структуру, в которую войдут несколько промышленных фирм, ну скажем, сталелитейных, электронных, горнодобывающих и тому подобное. В период подъема, какой мы переживаем сейчас, банк будет держать на плаву эти компании, а во время неизбежных экономических спадов подобная торговая компания сможет импортировать сырье в кредит и отправлять продукцию “кэйрэцу” за рубеж, чтобы избежать затоваривания на внутреннем рынке.
Глаза Макиты сияли, он потирал руки.
— Немедленно свяжитесь с Сато-сан. Мы начнем с банка, который будет финансировать его компанию. Мы повысим Сато-сан в должности и вызовем в столицу. О, это будет великолепно, Нанги-сан, просто великолепно! В будущем году оккупационные силы уйдут, и тогда Министерство внешней торговли и промышленности сможет делать все, что сочтет необходимым, чтобы продвинуть Японию на передовые позиции в международной торговле.
— А как насчет контроля? — спросил Нанги. — Мы должны быть уверены, что с этими новыми “кэйрэцу” не получится так, как получилось с “дзайбацу”. Мы должны подчинить их министерствам и включить в устав соответствующий параграф.
Макита улыбнулся.
— Так мы и сделаем, Нанги-сан. Поскольку Министерство внешней торговли и промышленности направляет эту политику, поскольку мы сможем покрывать убытки в одних случаях, а в других — нет, поскольку мы можем санкционировать значительные выплаты для покрытия безнадежных долгов по торговым контрактам, то мы будем полностью контролировать торговые компании. А без торговых компаний “кэйрэцу” не будет иметь смысла. Любой банк это поймет.
— Сам премьер-министр поймет преимущества “кэйрэцу”, поскольку это отличный способ направить имеющийся капитал по нужным экономическим каналам, — заметил Нанги.
Они были похожи на детей, увлеченно изучающих новую занятную игрушку. — Это безупречный долгосрочный план. Если частные компании в рамках каждого “кэйрэцу” полностью финансируются банком, они смогут сосредоточить свои усилия на проникновении в рынки сбыта, на развитии производства нужной продукции и повышении ее качества и не пойдут на поводу у пайщиков, заинтересованных в получении краткосрочных прибылей.
Макита вскочил с места.
— Это надо отпраздновать, мой юный друг! Переговорить с Сато-сан будет не поздно и завтра. А сегодня вечером мы отправимся в одно место, которое я знаю в карюкай. Одна ночь в этом ласковом мире принесет нам обоим немало пользы. Мы отправимся в фуядзё — замок, где никогда не бывает ночей, где сакэ струится до рассвета. Мы будем возлежать на подушках, которые дышат воздушной мягкостью и создают ощущение неземного наслаждения!
* * *
Восторженное пение жаворонков, будто прилипших к пламенеющим ветвям величественного клена, который рос с одной стороны сада, привлекало внимание к этому дому близ парка Уэно. Шустрые осенние ветры бороздили небо, продувая насквозь перистые облака у горизонта и превращая воздух в прозрачный хрусталь.
Нанги, одетый в утепленное кимоно с изображением оловянной посуды на черном поле, наблюдал за птицами. Вот жаворонки сорвались с клена, будто облако водяной пыли, и Нанги почудилось, что он находится на носу корабля, идущего по волнам Тихого океана. А потом они бесследно исчезли, будто проглоченные гигантским лазурным небом, таким же полупрозрачным, как самый лучший китайский фарфор.
Хотя был конец 1952 года и Япония вновь стала свободной страной, очистившись от “итеки”, в сердце Нанги не было радости. Он сидел на полу у открытых фусума, положив руки на колени ладонями вверх и невидящими глазами смотрел на почти совершенную красоту этого сада. Разумеется, полное совершенство недосягаемо. Как гласит природа Дзэн, человеку должно затратить целую жизнь на его поиски.
У себя за спиной Нанги слышал тихие голоса Макиты, Сато и его жены, Марико, кроткой, похожей на куколку женщины, внутренним мужеством и открытой душой которой Нанги не мог не восхищаться. Она хорошо подходила Сато, заполнив в нем пустоту, которая для Нанги была очевидна с момента их первой встречи.
Нанги скорбел о том, что оба-тяма ушла в вечность, больше всех остальных. Макита, разумеется, знал ее лишь но рассказам. Для Сато она была одновременно и матерью, и отцом, и он был не в себе почти целую неделю после ее похорон. Но Нанги...
Оба-тяма умерла больше месяца назад, а он до сих пор ощущал отсутствие ее духа как невосполнимую брешь в своей душе. Ибо для него она была больше, чем мать, она была его другом, и наперсницей, и даже его сэнсэем, когда он нуждался в этом. Она делила с ним его успехи и поражения, его радости и печали. Она давала ему мудрые советы в трудных случаях жизни, и у нее хватало сил хорошенько подстегнуть его, когда он падал духом.
