Нанги почувствовал себя запертым в клетку. Выйти оттуда можно только через одну дверцу, а сделать это можно, только предав Николаса Линнера.
Записанный разговор окончился, и в комнате повисло зловещее молчание. Нанги вынул пленку, положил ее в карман. Затем он привинтил голову дракона на место и покинул офис.
На улице он нашел телефон-автомат, опустил в щель монетку и набрал нужный номер. После первого же гудка послышался голос автоответчика. Нанги подождал, пока он кончит говорить, затем сказал одно слово и повесил трубку.
Он подождал пять минут, в течение которых двое людей хотели воспользоваться этим телефоном, но Нанги, держа палец на рычаге, притворился, что разговаривает с кем-то. Люди, потоптавшись немного у будки, ушли.
Затем Нанги отпустил рычаг и набрал тот же самый номер. После трех гудков ответил человеческий голос. Нанги, даже не говоря своего имени, назвал какой-то адрес и повесил трубку. Затем вернулся в офис и провел остаток дня в компании системщиков-программистов, безуспешно пытавшихся установить причины таинственной вирусной атаки на банк данных компании «Сато Интернэшнл». Здесь очень бы помог совет Николаса, однако его не было на работе, и Нанги переживал его отсутствие, словно смерть родственника.
В конце рабочего дня Нанги покинул офис и пересек пешком деловую часть города, направляясь в район под название Акихабара, о котором всегда вспоминал с теплотой. В неуютные дни, когда война на Тихоокеанском театре закончилась, здесь был черный рынок, на котором умные и удачливые люди делали состояние чуть ли не за одну ночь. Здесь Нанги начал свою вторую жизнь, прежде чем освоить науку самурайской бюрократии, которую в Японии называют «кариодо».
Сейчас Акихабара осталась живым памятником японской постиндустриальной экономики. По обеим сторонам узких, извилистых улочек лепились магазины, чьи витрины были завалены электронным оборудованием всех видов, размеров и функционального предназначения, по большей части изготовленного на экспорт.
С плакатов щерились манекенщицы постпанковской эпохи с прическами «петушком» и с лицами индейцев в боевой раскраске. На огромных телеэкранах голливудские красотки закатывали в экстазе глаза, рекламируя новейшие, наилегчайшие наушники и портативные плееры, лаская эти электронные чуда, будто любовников. Какофония отчаянного рока и не менее отчаянной «попсы» лилась из открытых дверей магазинов.
Акихабара так и дымился от нескончаемых людских потоков. Конечно, поэтому он и выбрал этот район как место встречи. Подслушать беседу двух людей в этом сумасшедшем доме — случайно или нарочно — было практически невозможно.
Нанги увидел Барахольщика у витрины магазина. Тот любовался тем, как на огромном экране телевизора Дэвид Боуи смакует прохладительный напиток. Затем лицо певца сменилось восторженной физиономией какого-то таленто. Изображение превосходное, краски как живые.
Барахольщик почувствовал приближение Нанги, даже не оборачиваясь. Это был коротконогий, смуглый субъект с рябоватым лицом и тяжелой челюстью. По всему видно — тертый калач. Его прозвали Барахольщиком, потому что он собирал всяческую информацию, нужную или ненужную, как барахольщики собирают всякий хлам. Нанги знал его уже много лет и беспрекословно ему доверял. Тот был не похож на других представителей своей сомнительной профессии тем, что его нельзя было перекупить, заплатив подороже. Нанимая его, можно было не опасаться разных подвохов с его стороны.
Барахольщику нравился Нанги. Более того, можно сказать, что он обожал его. Много лет назад Нанги спас его сестру от серьезной неприятности, грозившей ей со стороны главы одного из преступных кланов. Барахольщик был у него, как говорится, в неоплатном долгу.
Когда Нанги прошел мимо, Барахольщик оторвался от витрины. Скоро он обогнал Нанги, и тот, без слов поняв, что от него требуется, молча пошел за ним следом. Несчетное количество раз они входили и выходили из магазинчиков, делая петли по путаным переулкам Акихабары, иногда, как зайцы, делали «скидку», возвращаясь по своим следам.
Наконец Барахольщик повернулся к нему лицом и улыбнулся. Они продолжили свою прогулку по улицам, но теперь шли помедленнее и рядом.
— Я пришел сюда заранее, — сообщил Барахольщик, — чтобы проверить, все ли здесь чисто. — Он имел в виду, нет ли за Нанги слежки. — Оказалось, что не все.
Конечно, это «Нами».
— Я знаю источник, — сказал Нанги.
Барахольщик несколько напрягся.
— Непосредственной опасности нет? — Он имел в виду, надо ли найти человека, следящего за Нанги и нейтрализовать его.
— Пока нет.
Барахольщик вдруг остановился у одной из витрин, будто бы заинтересовавшись портативными компьютерами. Нанги оценил любезность Барахольщика: тот знал, что после этой сумасшедшей гонки вверх и вниз по Акихабаре Нанги нуждался в передышке. Барахольщик был очень внимательным человеком.
— Чем могу служить, Нанги-сан?
Нанги еще немного постоял, потом почувствовал, что может идти дальше. Учитывая слежку со стороны «Нами», замеченную Барахольщиком, он не хотел говорить о деле, пока они вновь не тронулись в путь.
Через несколько кварталов, протискиваясь через толпу немецких туристов, намеревающихся, очевидно, скупить все, что видит глаз, Нанги сказал:
— У нас утром произошел серьезный инцидент: вирусная атака на компьютерную систему.
Барахольщик удивился:
— Я сам приобрел для вас систему шифрования. Я думал, она вполне наделена.
— Она и была, — ответил Нанги, рассекая плечом толпу, — до сегодня. — Он протянул Барахольщику гибкий диск. — Вот здесь зафиксирована атака.
Барахольщик положил дискету в карман с видом метрдотеля, принимающего чаевые.
— Займусь сразу же.
— Займись. Хотя я и подключил к этому делу многих, у них нет твоих возможностей. — Трость Нанги постукивала по каменным плитам тротуара. — И еще кое-что, пожалуй, даже более важное — Кузунда Икуза.
Барахольщик слегка присвистнул. Он остановился, показывая Нанги рукой на что-то, вспыхивающее и сверкающее в витрине, будто они были обычными покупателями. Затем они двинулись дальше.
— Прежде всего, — осторожно сказал Барахольщик, — мне бы хотелось удостовериться, что я не ослышался.
— Если ты сейчас думаешь о «Нами», — сказал Нанги, — то ты услышал правильно.
Они прошли мимо группы подростков в черных кожаных куртках и с прическами, которые были в моде в Америке в 50-е годы. В руках металлические цепи и вид весьма задиристый. Поток пешеходов разделился вокруг них на два рукава, и они стояли, окутанные сигаретным дымом, как курьезные экспонаты на выставке молодежной моды.
Барахольщик что-то им сказал, проходя мимо, и рокеры одобрительно заржали, показывая ему поднятый вверх большой палец.
