– И он пел тебе «Соловья»?
– Нет, он же был младенцем!
– Кто? Президент коллегии?!
– О Mein Gott! – простонал Ник. – Пойду застрелюсь. – И на заплетающихся ногах побрёл из магазина прочь.
Стреляться Ник не стал, но нарезался в гостиничном баре крепко. А на другой день, придя в себя, сказал отцу:
– Vater! Я, кажется, понял, как это функционирует.
– Что? – спросил отец, оторвавшись от экрана ноутбука: всё это время он читал найденную с огромными трудами на местном чёрном рынке электронную версию исторической книги Натана Яковлева «Грань веков».
– Да эта… шахта твоя, шахта времени…
– Шахта?
– Ну да. Помнишь, ты мне рассказывал в детстве всякую ерунду про душу, которая, проваливаясь в шахту времени, набирает на себя угольную пыль и становится материальной?
– А!.. Только это не ерунда, а модель процесса…
– Хорошо, не обижайся. Пусть будет модель… номер один. Назовём её «провальная модель». Я её, помню, уже критиковал… но теперь появились новые факты.
Николай закурил – вредная привычка, приобретённая им в Петербурге, – и, закинув руки за голову, продолжал:
– Думается мне, что никуда душа не проваливается. Она, как и все прочие души, и так существует всегда и везде, от сотворения мира. Она размазана по пространству-времени, как масло по хлебу. А человек – материальное тело с этой душою – просто выпирает в какой-то точке континуума как некий живой перпендикуляр…
У отца возникла какая-то посторонняя ассоциация, и он усмехнулся. А потом подхватил мысль Николая:
– И свойство души человека нашего рода, её особенность только в том, что она может создавать себе тело по аналогии, а не через рождение от матери! Поскольку твоя душа одновременно и здесь, и там – в Санкт-Петербурге восемнадцатого века, – вот там и появился ты, такой же, как и тут! Правда, это не объясняет, почему не удалась твоя попытка спасти императора Павла.
Ник рывком сел на кровати.
– Введём понятие «флуктуационный момент». Пусть это будет тот фактор, который обеспечивает резонанс системы, ведущий к возникновению материального тела в некой данной точке времени.
– Так! Согласен, введём понятие.
– Вопрос: имеет ли «момент» информационную природу или только энергетическую? Или их суперпозицию?
– А ты как думаешь, сын?
– Если бы природа «момента» была чисто информационной, то всё происходило бы в моей душе, то есть в виртуальной реальности. А в реальной реальности не было бы никаких следов моей деятельности там.
– Но они есть! Ты же сам говоришь: гостиница – не та… Название страны… Степана раньше не было…
– Вот именно. А если бы «момент» был чисто энергетическим, то и я не заметил бы изменений. Флуктуация, – со вкусом произнёс он, вслушиваясь в звучание слова.
– Слушай! Проблема-то в том, что произошли не те изменения: император погиб, и так далее!
– Да, дела… А знаешь, в десятой версии Word’а есть опция, сохраняющая документ после каждого изменения, и все эти копии хранятся в памяти до конца работы. Ты по желанию можешь активизировать любую из них. А представь, что вследствие некой флуктуации копии начинают какую-то свою самостоятельную жизнь! Вот моя модель.
– Ну-у, я-то думал… Копия документа, сынок, это просто набор символов в оперативной памяти, не может у неё быть никакой своей жизни. Должна быть программа, которая с ней что-нибудь делает. А у тебя что получается? Оператор трудится над документом, вот он устал, заснул на часок, а в это время шкодливый комп вызвал из памяти одну из копий и вывесил её на экран. Оператор продрал глаза, смотрит: вроде всё то же, что было, только государство почему-то по-другому называется… Но что за этим стоит, какая программа? Твоя модель этого не…
– Да, всё не то. – Ник стал грызть ноготь на большом пальце правой руки. – Хотя… Знаешь, отец, позвони-ка в ресторан, пусть принесут чаю, что ли.
– Нет, из-за такой мелочи они не пойдут, – скривился отец. – А горничные вообще чаю не носят. Я их вчера просил принести свежих газет, до сих пор несут. – И он достал из чемодана кипятильник, который заворачивал в носок, чтоб не попался на глаза горничной.
– Понял! – воскликнул Николай. – Оператор работает с документом. Десятый Word, комп двадцатигигагерцник, винт запредельного объема – что близко к нашей теме, поскольку у Вселенной память безгранична. Вдруг – флуктуация: напряжение в сети скакнуло! Комп, то есть программа, о которой ты так печалишься, убирает с экрана последнюю версию документа, номер, допустим, три тысячи сто сорок пять, и показывает версию номер тысяча триста двадцать первую.
– Слушай, что же это за комп такой навороченный, в котором нет защиты от сброса напряжения?
– А, вот, ухватил мысль: я работаю в Word’е, после каждого изменения резервная копия сохраняется, вдруг электричество гаснет…
– Во Вселенной? – скептически сказал отец.
– А мы не знаем, что за энергия тратится на моё появление там. Может, происходит такой мощный пробой, что и во Вселенной свет гаснет.
– Ну и все твои копии стираются…
– А они на винчестере целы! Только то, что было в оперативке, действительно исчезнет. Допустим, что через миллисекунду срабатывает резервный источник питания. Комп быстренько включает Word, но… Перед ним на винчестере пятнадцать тысяч резервных копий документа. Что ему делать?
– Выдать последнюю по времени сохранения. Императора успели укокошить, но Степан сохраняется в истории.
– Ага. Так. Вселенная сама выбирает вариант изменённой реальности, – сказал Николай, забирая у отца стакан с горячим чаем. – Только заметить это могут лишь те, кто оказывается в прошлом… Например, я знаю и о том, что было в прежнем варианте, и о внесённых мною изменениях, и о том, что получилось нечто иное. Я спас императора и закономерно попал в иной мир. Но не в тот, где император остался жив.
– А может, в том мире тебя совсем нет и твоей душе некуда возвращаться. Или, наоборот, там есть другой точно такой же, который тоже шустрит в прошлом.
– Кто же мы, Садовы, тогда получаемся? – спросил Ник после долгой паузы. – Юзера или…
– Компьютерные вирусы, черви, – закончил за него отец. – А если вирусы размножаются, то могут вообще толкнуть процесс к хаосу.
Раздался осторожный стук в дверь.
– Наконец-то принесли газеты! – сказал отец, направляясь к двери. – А то мы тут с этими проблемами мироздания совсем оторвались от текущей жизни.
На пороге показался раскосый, неопрятного вида юнец.
– Дэвочки нужны? – спросил он.
Москва, 24 июля 1934 года
Утром Стас ехал с отчимом на Белорусский вокзал в шикарном «роллс-ройс-фантоме» выпуска 1931 года, а за ними следовали ещё три таких же авто: один с охраной, один для высокого гостя и один для его свиты, – а впереди и вокруг реяли десять мотоциклистов. В своём городе, в Питере, отчим пользовался служебным «Паккардом-333» 1929 года: со сдвоенным карбюратором и вакуумным усилителем тормозов, – Стасу приходилось на нём ездить, когда он навещал Анджея Януарьевича в Петрограде. Такую же машину тот предпочитал и при наездах в Москву, но сегодня день был особый: приезжал британский министр юстиции, мистер Кокс. По дороге в Москву он посетил уже несколько европейских столиц – Париж, Брюссель, Кёльн, Франкфурт, Дрезден и Прагу.
