Среди мешков, ящиков и бочек расхаживал аккерманский
городовой в белом кителе чертовой кожи, с оранжевым револьверным шнуром на
черной шее и с большой шашкой.
От неподвижного речного зноя, от пыли, от вялого, но
непрерывного шума медленной погрузки Петю клонило ко сну.
Мальчик еще раз, на всякий случай, подошел к старшему
помощнику узнать, скоро ли наконец поедем, и еще раз получил ответ, что как
погрузим, так и поедем, а погрузим тогда, когда поедем.
Зевая и сонно думая о том, что, очевидно, все на свете
товар, и помидоры – товар, и баржи – товар, и домики на земляном берегу –
товар, и лимонно-желтые скирды возле этих домиков – товар, и, очень возможно,
даже грузчики – товар, Петя побрел в каюту, примостился возле Павлика. Он даже
не заметил, как заснул, а когда проснулся, оказалось, что пароход уже идет.
Положение каюты как-то непонятно переменилось. В ней стало
гораздо светлей. По потолку бежало зеркальное отражение волны.
Машина работала. Слышался хлопотливый шум колес.
Петя пропустил интереснейший момент отплытия – пропустил
третий гудок, команду капитана, уборку трапа, отдачу концов… Это было тем более
ужасно, что ни папы, ни Павлика в каюте не было. Значит, они видели все.
– Что же вы меня не разбудили? – закричал Петя, чувствуя
себя обворованным во сне.
Кинувшись из каюты на палубу, он пребольно ушиб ногу об
острый медный порог. Но даже не обратил внимания на такие пустяки.
– Окаянные, окаянные!
Впрочем, Петя напрасно так волновался.
Пароход хотя действительно уже и отвалил от пристани, но все
же шел еще не по прямому курсу, а только разворачивался. Значит, самое
интересное еще не произошло.
Предстояли еще и «малый ход вперед», и «самый малый ход
вперед», и «стоп», и «задний ход», и «самый малый задний», и еще множество
увлекательнейших вещей, известных мальчику в совершенстве.
Пристань удалялась, становилась маленькой, поворачивалась.
Пассажиры, которых вдруг оказался полон пароход, столпились,
навалившись на один борт. Они продолжали махать платками и шляпами с таким
горячим отчаянием, словно отправлялись бог весть куда, на край света, в то
время как в действительности они уезжали ровным счетом на тридцать верст по
прямой линии.
Но уж таковы были традиции морского путешествия и горячий
темперамент южан.
Главным образом это были пассажиры третьего класса и так
называемые «палубные», помещавшиеся на нижней носовой палубе возле трюма. Они
не имели права находиться на верхних палубах, предназначенных исключительно для
«чистой» публики первого и второго классов.
Петя увидел папу и Павлика на верхней палубе. Они азартно
махали шляпами.
Тут же находились капитан и весь экипаж корабля: старший
помощник и два босых матроса. Из всей команды только капитан и один матрос
занимались настоящим делом управления пароходом. Старший помощник и другой
матрос продавали билеты. С разноцветными рулонами и зеленой проволочной кассой,
вроде тех, что чаще всего бывают в пекарнях, они обходили пассажиров, не
успевших купить билеты на пристани.
Капитан отдавал команду, расхаживая поперек палубы – между
двумя мостиками на крыльях парохода. В это время матрос на глазах у изумленных
пассажиров смотрел в медный котел большого компаса и крутил колесо штурвала,
изредка помогая себе босой ногой. При этом штурвал невероятно скрипел и гулевые
цепи с грохотом ползли взад и вперед вдоль борта, каждую минуту готовые
оторвать шлейфы у неосторожных дам.
Пароход шел задним ходом, медленно поворачивая.
– Право на борт! – не обращая ни малейшего внимания на
пассажиров, почтительно обступивших компас, кричал капитан рулевому хриплым,
горчичным голосом обжоры и грубияна. – Право на борт! Еще правей! Еще немножко!
Еще самую чуть-чуть! Хорошо. Так держать.
Он перешел на правый мостик, открыл крышечку рупора, труба
которого была проведена вниз, и постучал ногою по педали. В недрах пакетбота
раздалось дилиньканье колокольчика. Пассажиры с уважением подняли брови и
молчаливо переглянулись. Они поняли, что капитан позвонил в машинное отделение.
Что делать? Бежать на мостик смотреть, как будет говорить
капитан в рупор, или оставаться возле матроса и компаса? Петя готов был
разорваться.
Но рупор перевесил.
Мальчик схватил Павлика за руку и поволок его к мостику,
возбужденно крича не без тайного намерения поразить двух незнакомых, но
прекрасных девочек своей осведомленностью в морских делах:
– Смотри, Павлик, смотри, сейчас он будет говорить в рупор:
«Передний ход».
– Малый ход назад! – сказал капитан в трубку.
И тотчас внизу задилинькал колокольчик. Это означало, что
команда принята.
Глава 7
Фотографическая карточка
Вот уже и Аккерман скрылся из глаз. Не стало видно развалин
старинной турецкой крепости. А пароход продолжал идти по непомерно широкому
днестровскому лиману, и казалось, конца-краю не будет некрасивой кофейной воде,
облитой оловом солнца. Вода была так мутна, что тень парохода лежала на ней как
на глине.
Путешествие все еще как будто и не начиналось. Измученные
лиманом, все ожидали выхода в море.
Наконец часа через полтора пароход стал выходить из устья
лимана.
Петя прильнул к борту, боясь пропустить малейшую подробность
этой торжественной минуты. Вода заметно посветлела, хотя все еще была
достаточно грязной.
Волна пошла крупнее и выше. Красные палки буйков,
показывавшие фарватер, торчали из воды, валко раскачиваясь остроконечными
грибками шляпок.
Иногда они проплывали так близко от борта, что Петя ясно
видел в середине такого решетчатого грибка железную клеточку, куда ночью
вставляют фонарик.
«Тургенев» обогнал несколько черных рыбачьих лодок и два
дубка с круто надутыми темными парусами.
Лодки закачались, поднятые и опущенные волной, оставленной
пароходом.
Мимо горючего песчаного мыса Каролино-Бугаз с казармой и
мачтой кордона широкая водяная дорога, отмеченная двумя рядами буйков, выводила
в открытое море.
Капитан всякую минуту заглядывал в компас, лично показывая
рулевому курс.
Дело было, как видно, нешуточное.
Вода стала еще светлей. Теперь она была явно разбавлена
чистой голубоватой морской водой.
