– Петя.
– Петр, дорогой мой, Петр. Петя дома остался. Фамилия как?
– Бачей.
– Василия Петровича сын? Преподавателя ремесленного училища
из школы десятников?
– Да.
Священник откинулся на спинку стула в мечтательной позе
курильщика.
Он прищурился на Петю и с непонятной для мальчика усмешкой
сказал:
– Знаю, как же. Либеральный господин. Нуте-с… – Священник
еще больше откинулся.
Теперь маленький стул качался на двух задних ножках.
– Какие знаешь молитвы? «Верую» читаешь?
– Читаю.
– Говори.
Петя набрал полон рот воздуха и пошел чесать без знаков
препинания, норовя выпалить всю молитву одним духом:
– Верую во единого бога-отца вседержителя творца неба и
земли видимым же всем и невидимым и во единого господа Иисуса Христа сына…
Тут воздух кончился, и Петя остановился.
Торопливо, чтобы священник не подумал, что он забыл, мальчик
со всхлипом вобрал в себя свежую порцию воздуха, но священник испуганно махнул
рукой:
– Довольно, довольно. Иди дальше.
И тут же мальчик поступил в распоряжение математика.
– До скольких умеешь считать.
– До сколько угодно, – сказал Петя, ободренный триумфом по
закону божьему.
– Прекрасно. Считай до миллиона.
Пете показалось, что он провалился в прорубь, он даже –
совершенно непроизвольно – сделал ртом такой звук, будто захлебнулся. С
отчаянием посмотрел по сторонам, ища помощи. Но все вокруг были заняты, а
математик смотрел в сторону сквозь очки, в стеклах которых выпукло и очень
отчетливо отражались два больших классных окна с зеленью гимназического сада, с
голубыми куполами Пантелеймоновского подворья и даже с каланчой
Александровского участка, на которой висело два черных шарика, означавших, что
во второй части – пожар.
Считать до миллиона… Петя погиб!
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… – старательно
начал мальчик, исподтишка загибая пальцы и блудливо, но грустно улыбаясь, –
восемь, девять, десять, одиннадцать…
Математик бесстрастно смотрел в окно. Когда удрученный
мальчик произнес «семьдесят девять», учитель сказал:
– Достаточно. Таблицы умножения учил?
– Одиныжды один – один, одиныжды два – два, одиныжды три –
три, – быстро и звонко начал Петя, боясь, чтобы его не прервали, но
преподаватель кивнул головой:
– Будет.
– Я еще знаю сложение, вычитание, умножение и деление!
– Будет. Ступай дальше.
Что ж это такое, рта не дают открыть! Даже обидно!
Петя перешел к следующему преподавателю, с орденом,
просвечивающим сквозь сухую бороду.
– Читай вот до сих пор.
Петя с уважением взял книгу в мраморном переплете и
посмотрел на толстый желтый ноготь, лежавший на крупном заголовке «Лев и
собачка».
– «Лев и собачка, – начал Петя довольно бойко, хотя и
запинаясь от волнения. – Лев и собачка. В одном зверинце находился лев. Он был
очень кровожаден. Сторожа боялись его. Лев пожирал очень много мяса. Хозяин
зверинца не знал, как тут быть…»
– Хватит.
Петя чуть не заплакал. Еще даже не дошло до собачки, а он
уже – «хватит»…
– Стихотворение какое-нибудь на память знаешь?
Этого момента Петя ждал с трепетом тайного торжества. Вот
тут-то он себя наконец покажет в полном блеске!
– Знаю «Парус», стихотворение М. Ю. Лермонтова.
– Ну, скажи.
– Сказать с выражением?
– Скажи с выражением.
– Сейчас.
Петя быстро отставил ногу, что являлось совершенно
необходимым условием выразительного чтения и гордо закинул голову.
– «Парус», стихотворение М. Ю. Лермонтова! – провозгласил он
с некоторым завыванием. –
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном!
Наскоро сделав обеими руками знак удивления и вопроса, он
продолжал торопясь сказать как можно больше, пока его не остановили:
Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит…
Увы, он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Петя торопливо показал жестом «увы», но преподаватель успел
замахать руками:
– Хватит.
– Я сейчас кончу, там еще чуть-чуть, – простонал мальчик. –
Под ним струя светлей лазури…
– Хватит, хватит. Иди домой.
– А еще больше ничего не надо? Я еще знаю «Как ныне
сбирается…», стихотворение А. С. Пушкина.
– Ничего больше не надо. Можешь сказать родителям, что ты
принят. Вот и все.
Петя был ошеломлен. Он минуты две стоял посредине класса, не
зная, что же теперь делать.
Казалось совершенно невероятным, что это страшное и
загадочное событие, к которому он с трепетом готовился все лето, уже
совершилось.
Наконец мальчик неловко шаркнул ногой, споткнулся и бросился
из класса. Но через секунду как очумелый вбежал назад и спросил прерывающимся
от волнения голосом:
– Гимназическую фуражку уже можно покупать?
– Можно, можно. Ступай.
Петя ворвался в приемную, где на золоченом стуле под
гипсовым бюстом Ломоносова сидела тетя в летней шляпе с вуалью и в длинных перчатках.
Он кричал так громко, что его, несомненно, слышали на улице
извозчики.
– Тетя! Идем скорее! Они сказали, что уже надо покупать
гимназическую фуражку!
Глава 29
Александровский участок
Ах, какое это было блаженство – покупать фуражку!
