Петя еще даже не успел хорошенько поздороваться с приятелем,
с которым не виделся столько времени, как уже был охвачен азартом. Они сыграли
на пробу одну партию ушками Гаврика. Но это еще больше раззадорило Петю.
– Гаврик, дай на разживу десяток, – сказал Петя, протягивая
руку, дрожащую от нетерпения. – Я, как только наиграю, так и отдам, святой
истинный крест!
– Не лапай, не купишь, – сумрачно ответил Гаврик, высыпал
ушки в байковый серый мешочек и аккуратно завязал его шпагатиком. – Ушки тебе
не картонки. Они деньги стоят. Могу продать, если хочешь.
Петя ничуть не обиделся на Гаврика и не надулся. Он
прекрасно понимал, что дружба дружбой, а каждая игра имеет свои нерушимые
правила. Раз ушки стоят денег – значит, за них надо платить деньги, и никакая
дружба тут не поможет. Таков железный закон улицы.
Но как же быть?
Играть хотелось мучительно. Буря пронеслась в душе мальчика.
Он колебался не дольше минуты, полез в карман и протянул Гаврику знаменитый
пятак.
Гаврик внимательно со всех сторон осмотрел подозрительную
монету и покачал головой:
– Его никто не возьмет.
– А вот возьмет!
– А вот не возьмет!
– Дурак!
– От такового слышу… Пойди в лавочку разменяй.
– Поди ты разменяй.
– Чего я буду ходить! Твой пятак!
– Твои ушки.
– Не хочешь – не надо.
– Не надо.
Гаврик спокойно опустил мешочек в карман и равнодушно плюнул
сквозь зубы далеко в сторону. Тогда Петя бросился в лавочку и попросил
разменять свой пятак. Пока «Борис – семейство крыс» подносил к больным глазам
подозрительную монету, мальчик пережил множество самых унизительных чувств,
среди которых преобладало трусливое нетерпение вора, сбывающего краденое.
Петя, пожалуй, не удивился бы, если бы в эту минуту в
лавочку спустились городовые с шашками и отвезли его на извозчике в участок за
соучастие в некоем тайном и постыдном преступлении.
Наконец «Борис – семейство крыс» скинул пятак в ящик и
равнодушно выбросил на чашку весов пять копеек мелочью. Петя поспешил во двор,
где Гаврик уже продавал ушки другим мальчикам. Петя купил у него на все деньги
несколько штук разного достоинства.
Они начали играть. Петя забыл все на свете.
На дворе уже стало совсем темно, когда у Пети не осталось
больше ни одной ушки. Это было тем более ужасно, что сначала ему страшно везло
и выигранные ушки уже не помещались в кармане.
А теперь, увы, ни денег, ни ушек.
Петя чуть не плакал. Он был в полном отчаяний. Гаврик
сжалился над приятелем. Он дал в долг на отыгрыш две ушки-одинарки. Но Петя был
слишком азартен и нетерпелив – он в пять минут проигрался снова. С Гавриком
трудно было бороться.
Гаврик небрежно ссыпал весь свой баснословный выигрыш в
мешочек и отправился домой, сказав, что завтра зайдет опять.
Глава 33
Ушки
О, как много их было!..
Дутые студенческие десятки с накладными орлами. Золотые
офицерские пятки с орлами чеканными. Коричневые – коммерческого училища, с
жезлом Меркурия, перевитым змеями, и с плутовской крылатой шапочкой. Светлые
мореходные со скрещенными якорями. Почтово-телеграфные с позеленевшими молниями
и рожками. Артиллерийские с пушками. Судейские со столбиками законов. Медные
ливрейные величиной с полтинник, украшенные геральдическими львами. Толстые
тройки чиновничьих вицмундиров. Тончайшие писарские «лимонки» с острыми,
режущими краями, издающие при игре комариный звон. Толстые одинарки
гимназических шинелей с серебряными чашечками, докрасна вытертыми посредине.
Сказочные сокровища, вся геральдика Российской империи, на
один счастливый миг были сосредоточены в Петиных руках.
Ладони мальчика еще продолжали ощущать многообразные формы
ушек и их солидный свинцовый вес. Между тем он был уже совершенно разорен,
опустошен, пущен по ветру. Вот тебе и волшебный неразменный пятак!
Мальчик думал об ушках, и только об ушках. Они стояли все
время перед его глазами видением приснившегося богатства. Он рассеянно смотрел
за обедом в тарелку супа, в масляных капсюлях которого отражались по крайней
мере триста крошечных абажуров столовой лампы, он видел триста сверкающих ушек
с золотыми орлами.
Он с отвращением рассматривал пуговицы отцовского сюртука,
обшитые сукном и не представляющие ни малейшей ценности.
Вообще он только сегодня заметил, что, в сущности, живет в
нищей семье, где во всем доме нет ни одной приличной пуговицы.
Тетя сразу обратила внимание на странное состояние мальчика.
– Что с тобой сегодня такое? – спросила она, проницательно
вглядываясь в необычно возбужденное лицо Пети. – Может быть, тебя мальчики на
дворе побили?
Петя сердито мотнул головой.
– Или, может быть, опять двоек нахватался? Так ты лучше
прямо скажи, чем сидеть и мучиться.
– Да нет же! Ну что вы ко мне все пристали, я не понимаю!
– А ты, часом, не болен?
– Ой, боже мой!..
Петя даже захныкал от этих расспросов.
– Ну, как знаешь. Не хочешь говорить – не надо. Страдай!
И Петя действительно страдал, ломая голову, где бы раздобыть
денег, необходимых на завтрашнюю игру. Он даже неважно спал, терзаемый желанием
поскорее отыграться. Утром он решился на тонкую хитрость. Он долго и нежно
терся возле отца, просовывая голову под его локоть, целовал красную пористую
шею, пахнущую свежестью умывания. Отец гладил колючую головку маленького
гимназиста и прижимал ее к сюртуку с отвратительными пуговицами.
– Ну что, Петюша, ну что, маленький?
Мальчик только и дожидался этого вопроса, этого нежного
дрожания в отцовском голосе, показывающего, что отец теперь ни в чем не
откажет, чего ни попроси.
– Папа! – сказал мальчик, выкручиваясь возле отца и с
деланной застенчивостью поправляя пояс. – Папа, дай мне пять копеек.
– Для чего? – спросил отец, никогда, даже в самые нежные
минуты, не отказывавшийся от строгих принципов воспитания.
– Мне очень нужно.
– Нет, ты скажи, для чего.
– Нет, ты дай.
