– Извините за семейную сцену.
– Вы опять просили.
– Что?
– Лейтона. Вы сказали, что больше просить не будете, а сами опять просили.
– Но он меня не понял.
– О, он все понял. Он вас проигнорировал!
– Спасибо. Это лекция о воспитании?
Он вздернул брови:
– Я много понимаю в психологии ребятишек. И молодых людей. Я достаточно их тренировал. И похоже, больше вашего понимаю в поддержании дисциплины.
Роми уперла руки в бока:
– Не рассказывайте мне, как воспитывать сына!
Ее голос разнесся над овражком. Лягушки бросились врассыпную.
Клинт сохранил самообладание:
– Лейтон победил, когда вы сказали, что больше просить не будете, и попросили снова. Он это запомнит и в следующем сражении воспользуется.
– Это не война. Это моя семья.
– Иногда между ними нет разницы. Та же психология. Я предпочитаю, чтобы все базировалось на любви и сострадании, а не на угрозах и наказаниях. Сообщите мне, как у вас получится.
– Это восьмилетний мальчик, Клинт, а не солдат.
– Я знаю, но доверьте мне с ним поработать. Любовь и сострадание сделали Лейтона таким, какой он есть. Он – потрясающий ребенок. Но он намерен нажимать на все ваши кнопки, пробовать вас на прочность, испытывать вас. Попытаться доминировать над вами. Я вижу признаки.
– Это, может быть, подходит вам, но не Лейтону.
Она уже повернулась, чтобы подняться по склону вслед за сыном.
И Клинт бросил ей уже в спину:
– Таковы все мальчики, Роми. В нас это впечатано. Мы так устроены, что стараемся все держать в своих руках и всем руководить.
Она обернулась:
– Если вас так воодушевляют отцовские чувства, почему бы вам не обзавестись собственным выводком? Их и будете воспитывать!
Он в три прыжка догнал Роми и, положив руку на плечо, остановил ее:
– Справиться с сыном – это еще не воспитание, Роми. Я только хотел помочь вам. Использовать то, что сам узнал за эти годы.
Она повернулась и посмотрела на него снизу вверх:
– Хорошо, этому кузнечику не интересна ваша войсковая премудрость. Благодарю за все. – И она опять стала карабкаться по склону.
Он выругался, потом крикнул:
– Но завтрашнее не отменяется! Пойдете?
Она только сердито махнула рукой и, пошатываясь, выбралась на спасительную дорожку.
* * *
После беспокойной ночи и последующих усилий сосредоточиться на работе Роми была готова на что угодно. Чем скорее они отправятся, тем скорее она будет дома. Она повернулась к стоявшему в дверях Клинту:
– Я бы не сказала, что это «после обеда». Все-таки уже ближе к вечеру.
– Вы были заняты, я не хотел мешать. Кроме того, это лучше видеть в сумерках.
Он наблюдал за ее работой? Каким образом? Впрочем, его обучали всяким хитростям.
Она оглядела безупречную кухоньку:
– Мне что-нибудь нужно взять?
– Нет.
По привычке она все-таки прихватила рюкзак и заперла дом. Провинция или нет, но она не оставила бы его открытым. Мало ли кто зайдет... Клинт ждал ее возле грузовичка. Ее решение держаться отстраненно и незаинтересованно прожило не более полуминуты. Вид Клинта, в ожидании лениво привалившегося к кузову, резко участил ее пульс.
«Расслабься, это всего лишь поездка. Лучше бы на него не глядеть».
Роми забралась в машину и сосредоточилась на ветровом стекле:
– Куда едем?
– Мы получили сообщение о том, что в регионе активно торгуют какаду и рептилиями. Я хотел показать вам место их ночевки в Уайлд-Спрингс, чтобы вы знали, за чем наблюдать.
– Это вы о таможенной записке? – Она тоже получила копию. – Вот не думала, что это коснулось и здешних мест.
– И не могло коснуться, но речь идет о воровстве какаду, а здесь лучшие в регионе места кормежки краснохвостых. И несколько гнезд. Это и есть наша цель.
Роми подхватила рабочий тон общения:
– Значит, это просто мера предосторожности?
Она посмотрела на него и заметила темное пятно на шее. Выглядело ужасно.
– Что с вами случилось?
Он машинально поднял руку к отметине, потом отмахнулся:
– Спортивные раны.
– И в каком же виде спорта вы это заработали? Он быстро взглянул на нее и опять отвернулся к дороге:
– В глубокой спелеологии.
Роми внимательно смотрела на него. Исследование многочисленных естественных пор земли на юго-западе Австралии было особенно опасным времяпрепровождением. Время от времени пещеры требовали плату в виде человеческих жизней.
– Вы не могли бы, как все остальные австралийцы, смотреть футбол?
Он улыбнулся:
– Я и смотрю его. Но и спелеологию люблю. Есть что-то особенное в тишине пещер. В темноте. В том, чтобы проникнуть туда, где никто еще не был.
«Ну да. Опасность, от которой замирает сердце».
– Можно забраться в кустарник и получить такую же темную тишину.
– Это не совсем то.
– А какие еще сомнительные варианты у вас есть?
– У меня есть хорошая коллекция фильмов, и я люблю детективы и всякое такое в мягких обложках.
– Хм... а когда не прячетесь в поп-культуру?
Он молча смотрел на дорогу, потом сказал:
– Занимаюсь серфингом с воздушным змеем. И скалолазанием.
– Таким образом, подземные, земные и морские спортивные состязания охвачены. Наверное, еще что-нибудь вроде прыжков с каким-нибудь амортизатором.
Он не сдержал улыбки:
– Я был известен прыжками с вертолета. – И, в ответ на ее хмурый взгляд, добавил: – С военного вертолета.
Она покачала головой:
– Ну, еще бы! Значит, вы адреналиновый наркоман. Я изо всех сил пытаюсь свести воедино того, кто любит тишину, уединение и классические фильмы, с тем, кто занимается серфингом с воздушным змеем и голыми руками борется с диким кабаном.
Его рот дернулся.
– Ну, не голыми руками...
Она засмеялась, но и сама слышала, насколько неискренно. Клинт Маклейш скучал по острым ощущениям, которые входили в его обязанности. По риску. По ежедневным столкновениям со смертью.
– В скольких сражениях вы участвовали?
Мягкая улыбка пропала, руки стиснули руль.
– Даже если бы я хотел говорить об этом, – а я не хочу, – то большая часть того, что я видел за время службы, сугубо секретна. Я не могу обсуждать это с вами.
