— Для твоих бабушки и дедушки, для Ника Бишопа и Иэна Гарфилда.
— Как ты…
— Покажи мне, где они спят.
Линн провела его к могиле бабушки и дедушки. Она уже положила на нее еловую ветку.
— Им было уже за семьдесят, когда они взяли меня к себе. И умерли через две недели один после другого, когда мне только исполнилось восемнадцать лет. Мне кажется, они старались оставаться в живых до тех пор, пока я не смогла бы сама о себе позаботиться.
— Восемнадцать — еще очень немного.
— Да. Я даже не успела закончить школу.
— Они гордились бы, если бы узнали, кем ты стала.
— Надеюсь. — Ее бабушка и дедушка сделали для нее все, что могли. — Я старалась не мешать им и быть хорошей. В основном у меня получалось.
— В основном?
— Если не считать того, что я вопреки разуму связалась с ребятами.
— И они стали твоей семьей.
Она хотела уже сказать «да».
— Ник, Джек и Билл очень долго были для меня чем-то вроде семьи. — Но она хотела большего. — Они говорят, что я — свой парень. Когда происходило что-то действительно серьезное, я должна была оставаться с их женами, подружками и детьми. Я очень старалась быть одной из них, но все-таки я женщина…
— Я рад, что ты женщина.
Она выпрямилась:
— Я тоже.
— Так с кем ты собираешься провести Рождество сегодня? — спросил Кристиан.
— Ни с кем, — призналась она.
— Предпочитаешь быть одна?
— Нет. Но не беспокойся. Ник всегда приглашал меня, так что я не была одна.
— Только с тех пор, как погиб Ник, прошло восемь лет…
— Кокоа была со мной три Рождества.
В глазах Кристиана мелькнул гнев.
— Это несправедливо.
— Но никто не виноват. Когда Ник погиб, многое изменилось. Каждому пришлось бороться со своим горем. Карли и ее родители уехали. Джек много времени проводил с Ханной, помогал ей с детьми. Тим незадолго до этого встретил свою будущую жену и был влюблен по уши.
Кристиан протянул ей одну из оставшихся паунсеттий:
— Это для Ника.
Она подошла к могиле и положила цветок на землю.
— Ник любил Рождество. Каждый декабрь носил колпак Санта-Клауса. Даже когда мы уже были старшеклассниками. Он был очень похож на моего старшего брата Коула…
— И поэтому звал тебя Лили?
Она кивнула:
— Он был славный парень. Всегда точно знал, когда мне нужен друг или старший брат.
Кристиан взял последнее растение:
— А где Иэн?
— Его родители не захотели, чтобы он лежал здесь, в горах.
Кристиан положил цветок у могилы Ника:
— Они, вероятно, вместе.
Линн спрятала затянутые в перчатки руки в карманы:
— Спасибо, что принес цветы. Но я не знаю, зачем ты это сделал и зачем сюда пришел. Ты ничего мне не должен.
— Я знаю, но я хотел тебя видеть.
Ее сердце забилось быстрее.
— На Рождество?
— Я примчался на станцию, но ты уже уехала. В конце концов я добрался до снежного пикника.
— Никто не знал, куда я поехала.
— Я знал, — сказал Кристиан. — Но поначалу здорово растерялся. Даже пришел в отчаяние. А потом сообразил, где тебя искать. Но я не хотел приходить сюда с пустыми руками и заехал в центральный универмаг. — Он показал на паунсеттии.
— Но универмаг сегодня закрыт!
— Я позвонил мистеру Фримену.
— Ты приложил столько усилий…
— Ты их стоишь. Как ты правильно заметила, пришло время преодолеть себя. — Он взял ее руку в свою. — Идем!
Кристиан повел Линн в дальний конец кладбища. Сапоги вязли в снегу. Тропинку окаймляли высокие деревья. Линн не представляла себе, куда они идут.
Он остановился на поляне, окруженной заснеженными елями. Просто зимняя сказка.
Кристиан сделал глубокий вдох:
— Извини, я был таким ослом…
Значит, он хочет извиниться. Поэтому и принес цветы, и привел ее сюда.
Линн почувствовала разочарование.
— Извинения приняты. — Она смотрела на заснеженную ветку, на необычную большую снежинку, которая очень тихо падала вниз, на землю. — И спасибо за цветы. Мы теперь больше чем в расчете.
— Это не попытка вернуть тебе долг, Линн. Пожалуйста, попробуй понять. Мне всегда ставили условия, давили на меня, чтобы я делал то, что хотят другие. Поэтому я хотел выбирать сам, держать все под своим контролем. — Он взял ее руку. — Ты показала мне, что я зашел слишком далеко. Привязанность к кому-то — это не давление, не обязательство. Ты можешь меня простить?
У Линн сдавило горло. Она отогнала готовые выступить слезы.
— Я прощаю тебя, — тихо произнесла она. — Мне жаль, что я была так… эмоциональна. Я так долго скрывала эту сторону своего характера и вот не сдержалась…
— Пожалуйста, не считай, будто должна что-то сдерживать со мной. Ты — самая деловая, самая самостоятельная женщина, какую я когда-либо встречал. Тебе никто не нужен. Я тоже думал, что мне никто не нужен, и старался быть независимым, но это не лучшая дорога в жизни. Мне нужна ты. Я хочу делить жизнь с тобой.
— Как друг?
— Больше чем друг.
— Ты хочешь, чтобы у тебя был кто-нибудь, кого можно целовать в новогоднюю ночь?
— Ты хорошо меня знаешь, — признал он с сожалением. — Но я не хочу целовать кого-нибудь. Я хочу целовать тебя. А еще я хочу целовать тебя в День святого Валентина и святого Патрика, на Пасху, Четвертого июля, в Хеллоуин, в День благодарения, на Рождество — и все это в течение ближайших, скажем, шестидесяти четырех лет… Я люблю тебя, Лили.
Ее сердце остановилось на миг. Может быть, на три.
— Ты меня любишь?
— Мне кажется, я влюбился в тебя в тот момент, когда ты появилась в снежной пещере. Никогда никого я не был так рад видеть. Правда, тогда у меня было легкое переохлаждение… Но я должен был все понять в ту минуту, как поцеловал тебя на кухне под омелой.
Линн не верила своим ушам:
— Я…
— Да, я моложе тебя и иногда веду себя как идиот, но я учусь на своих ошибках. Если я кому-нибудь могу доверять в этом мире, так это тебе. У меня никогда не будет таких чувств ни к кому другому, потому что никто другой не отдает так много, так мало прося взамен. Я не хочу терять тебя. Мне не важно, что будут говорить другие. Если ты хочешь меня, скажи только слово. Я твой.
