Капитан даже восхитился потихоньку.
— Раз так, — решительно сказала Алина Латынина, — нужно
срочно куда-нибудь увезти Федора.
* * *
В середине дня Никоненко с изумлением узнал, что потерпевшая
Суркова в больнице больше не лежит.
— Как не лежит?! — гаркнул капитан, услыхав такие необыкновенные
новости. — А где же она теперь лежит?! На кладбище, что ли?!
Врач ответил с ехидцей:
— Сегодня была дома. Элла Михайловна ее навещала и сказала,
что дела идут на поправку. Мы теперь ее навещаем на дому. На амбулаторную форму
перешли.
— Да какого хрена вы на нее перешли, а мы ничего не знаем?!
— Этого я сказать не могу, — ответил врач с оскорбительным
сочувствием в голосе, — вам разве Потапов Дмитрий Юрьевич не звонил?
Никоненко молчал, с трудом дыша от злости.
Не звонил ему Дмитрий Юрьевич Потапов. Представьте себе,
нет, не звонил. Забыл, наверное. Или не смог. Мобилу потерял. С ними, с
министрами, это бывает.
— Потапов Дмитрий Юрьевич сказал, что с милицией он сам все
уладит. А Суркову домой забрал. По-моему, позавчера… Маш, — крикнул он куда-то
в сторону от трубки, в которой сопел Никоненко, — когда у нас Суркову выписали,
не помнишь? А, ну да. Так и есть. Позавчера. Неужели вас так и не предупредили?
— Не предупредили! — рявкнул Никоненко и двинул трубкой по
пластмассовым телефонным ушам.
Он сам все уладит! Суркову он забрал домой!
Что это еще за номера?! Что такое в голове у этого самого
Потапова, будь он неладен! Или он спит с ней? Или так же, как и Димочка
Лазаренко, он спал с ней, а потом бросил?!
Кажется, очередное звание отдал бы, только бы кто-нибудь
забрал у него Потапова вместе с Сурковой и всей остальной компанией!
Подумав, он открыл записную книжку и набрал нужный номер.
— Приемная Потапова, — отозвался в трубке очень-очень
деловой женский голос.
До чего они все деловые, в этих приемных! Черт их разберет,
чем они там так уж заняты, помимо украшения собой начальственных апартаментов и
произнесения в трубку одного и того же навсегда заученного текста!
Впрочем, вполне возможно, что под. горячую руку он был
несправедлив к секретарше Потапова.
— Дмитрий Юрьевич занят, — сказала секретарша озабоченно,
когда Никоненко назвался, — он предупреждал, что вы можете звонить, и просил
соединять, но сейчас у него люди. Подождите секундочку, пожалуйста.
В трубке запиликал Моцарт в переложении то ли для губной
гармошки, то ли милицейского свистка — с ходу понять было трудно.
Никоненко ждал.
Надо же, Потапов сказал секретарше, что может позвонить
капитан из милиции, и просил соединять!
Как трогательно! Как демократично! Как соответствует духу
времени!
Когда уважение к правоохранительным органам утрачено,
государственные деятели должны подать пример должного отношения — так сказал
бы, наверное, Евгений Петрович Первушин.
— Слушаю. Потапов, — сказали Никоненко в ухо. Голос был
молодой, странно молодой, и капитан немного растерялся.
— Это капитан Никоненко, — зачем-то сказал он. Деловая
секретарша наверняка предупредила, что это он!
— Дмитрий Юрьевич, мне в больнице сказали…
— Я прошу прощения, — перебил его Потапов, — я должен был
вам позвонить и не позвонил. Дело в том, что Алина Латынина улетела в Штаты и
просила меня оставить Мане охрану. Я решил, что с охраной слишком много хлопот,
и перевез Маню домой.
— Какая разница — дома или в больнице? — искренне удивился
Никоненко. — В больнице спокойнее, там народу больше, а дома…
Дома у Алины Латыниной, к примеру, сегодня обнаружился труп,
но этого капитан пока не стал сообщать Потапову.
— Днем у неё дежурит сестра, я договорился. А по вечерам я
приезжаю, — закончил он с некоторой запинкой.
Никоненко ждал.
Если Потапов хочет сказать, что он живет со своей
одноклассницей, которую дважды чуть не убили, пусть сделает это сам.
Однако Потапов больше ничего не сказал.
— Честно говоря, меня удивило ее отсутствие, — помолчав,
произнес Никоненко, — и еще, Дмитрий Юрьевич. Сегодня Латынина вернулась из
Нью-Йорка и обнаружила в своей квартире труп домработницы. Домработница была
одета в ее куртку и брюки. Как я понял, она по секрету таскала хозяйские тряпки
и время от времени в них наряжалась. Ее приняли за Латынину и убили.
— И что это, по-вашему, означает? — спросил Потапов холодно.
— Это означает, что они обе всерьез кому-то мешают, Дмитрий
Юрьевич. Честно говоря, может, стоило затеять хлопоты с вашей охраной. У нас
нет возможности ее охранять.
— Ну конечно, — пробормотал Потапов.
— И если вы… у нее бываете, — с трудом подбирая слова,
продолжил капитан Никоненко, — вам тоже нужна охрана. Неизвестно, когда
состоится попытка номер три.
— Вы за меня не беспокойтесь, — посоветовал ему Потапов, — я
о себе как-нибудь сам позабочусь. Все-таки я надеялся, что дело не в ней… Идей
у вас, конечно, никаких нет?
У Никоненко были сто двадцать две идеи, но излагать их
Потапову он не собирался.
— Пока нет, — сказал капитан с сокрушенным вздохом. — Ищем.
— Игорь Владимирович, — помолчав, начал Потапов, — если вам
нужна моя помощь, я всегда готов ее оказать.
— Какая именно помощь?
Потапов вздохнул:
— Деньги. Машина. Мобильный телефон. Какие-нибудь разрешения
на прослушивание. Может, оборудование, или как это называется. Я вполне могу…
Никоненко развеселился.
Министр по делам печати и информации предлагает ему машины и
деньги и еще разрешение на установку шпионского оборудования. Очень мило.
— Спасибо, Дмитрий Юрьевич. Пока ничего не нужно. Я бы
вечерком заехал к Сурковой. Вы не возражаете?
Потапов пришел в раздражение.
— Я не могу возражать или не возражать, Игорь Владимирович,
— он едва сдержался, чтобы не сказать, что это совершенно не его дело, — если
вам нужно, вы можете навестить ее в любое время.
И повесил трубку.
Своей трубкой Никоненко почесал себя за ухом. Ему было
неловко, и не имело смысла делать вид, что он не понимает, почему ему неловко.
Ему нравилось ставить министра в дурацкое положение и потом пользоваться им,
пока он в этом самом положении находился. Это было очень глупо, но, заставляя
Потапова лепетать и оправдываться, Никоненко как бы утешал себя. Сам он вряд ли
в министры выйдет, даже если вдруг дослужится до генеральских погон.
