— От меня — не надо, — сказал Никоненко. — Он долго у вас
пробыл?
— Минут пятнадцать, — Потапов усмехнулся. — Вы же сказали,
что видели его, значит, знаете, сколько он пробыл. Или что? Проверяете?
— Во что он был одет, Дмитрий Юрьевич?
— Вовка? — переспросил Потапов удивленно. — Черт его знает.
В куртку какую-то. Под курткой свитер. Я не помню. Можно Мане позвонить и
спросить. Женщины как-то лучше это запоминают. А что?
— У него в руках что-нибудь было?
— Ничего не было, по-моему, — сказал Потапов, вспоминая.
— Вам его визит не показался странным?
Потапов потянул к себе чистый лист бумаги, достал из
внутреннего кармана тяжелую золотую ручку и стал что-то задумчиво рисовать.
Никоненко посмотрел — выходила заячья морда.
— Да как вам сказать. Не знаю. Пожалуй, нет, не показался.
Его, правда, очень напугал ваш с ним разговор. Он… неуверенный в себе, очень…
задавленный человек. Раньше он таким не был. Что-то с ним стряслось, не знаю.
Дина Больц с ним стряслась, подумал капитан Никоненко, а
больше ничего такого с ним не стрясалось.
— Когда вы ему открыли, он был удивлен или испуган?
— Не знаю. Ну, удивился, конечно. Вы считаете, что это Вовка
Сидорин стрелял в Маню и в домработницу ее подруги?
— Я пока ни в чем не уверен, Дмитрий Юрьевич. — Капитан
помолчал. — У меня еще один вопрос.
— Пожалуйста.
— Это вы написали записку Дине Больц? Ну, о том, что она
стала лучше, чем была, и ничего не замечает вокруг? Посмотри получше и так
далее. Вы, Дмитрий Юрьевич?
Никоненко смотрел очень внимательно. Потапов снял очки и
положил поверх заячьей морды. Тонкая оправа негромко звякнула.
— Вы же знаете, что я, капитан. — Без очков он щурился, как
крот из мультфильма. — Вы с самого начала знали. Вы тогда очень ловко заставили
меня написать на бумажке телефоны и фамилию. Я потом думал, зачем вам это
нужно, когда можно было спросить у охраны или у водителя, или в справочнике
посмотреть.
— Что вы имели в виду, когда писали записку?
— Да ничего я не имел в виду. Просто так. Школа. Детство.
Все в Дину были влюблены, а Вовка до сих пор влюблен. Я и написал, чтобы она
обратила на него внимание. Потянуло меня на школьные игры в любовь, только и
всего.
Ну да: Его потянуло, а капитан на этом столько времени
потерял.
— А потом что случилось?
Потапов засмеялся.
— Потом мне стало неловко. Я сидел в президиуме и думал, что
зря я это написал. Дина человек сложный, истолковала бы это как-нибудь не так,
пришлось бы потом отношения выяснять.
— В каком смысле не так?
— В том, что я не собирался снова за ней ухаживать! — сказал
Потапов нетерпеливо. — А она могла решить, что я предлагаю ей именно это. Если
бы сообразила, что записка от меня.
— Она бы сообразила, — заметил Никоненко.
— И я так решил. — Потапов надел очки, перестал щуриться и
обрел прежний самоуверенный вид. — Мне этого не хотелось. В моей жизни полно
женщин типа Дины Больц. Больше не хочу.
— И что?
— Когда у сцены началась толчея, я ящик тихонько за штору
задвинул. Саша, охранник, ко мне вплотную стоял, и моих маневров никто не
заметил. Я решил, что, если его с глаз убрать, Тамара про него точно забудет.
Она и так, бедная, все время в туалет бегала. От нервов, как это моя мама
называет. И точно забыла.
— Куда бегала? — переспросил Никоненко.
— В туалет. Не то чтобы я за ней следил, но она все время
попадалась мне на глаза.
— Дмитрий Юрьевич, — капитан посмотрел министру в глаза, —
вы задвинули ящик за штору до торжественной части или после?
— После, — сказал Потапов уверенно, — когда все со сцены
спускались.
— А во время торжественной части он был на сцене?
— Не знаю. Я не смотрел. Наверное. Где еще ему было быть?
— К сцене кто-нибудь подходил, когда вы там сидели?
— Конечно. Тамара носилась, как обычно.
— А еще?
— Не помню, капитан. Я думал, как бы мне устроить, чтобы
записка не попала к Дине. Не вытаскивать же ее на глазах у изумленной публики!
— Тамара дружила с Диной?
— Что?
— В школе Тамара дружила с Диной?
— Девчонки вообще с ней не особенно дружили, — сказал
Потапов, пожав плечами, — и Тамара не дружила. За Тамарой ухаживал Вадик
Уваров, они, по-моему, сразу после школы поженились, а Динка просто так, для
смеха, хотела его отбить. У нее это даже получилось на некоторое время. Вадик
за ней потаскался-потаскался и вернулся к Тамаре. А какое это имеет значение?
Во время торжественной части ящика с записками на сцене не
было, а Потапов его спрятал, когда спускался со сцены. Это значит, что к концу
вечера он там появился.
Следовало немедленно найти Тамару Селезневу, бывшую Борину,
бывшую Уварову.
И еще красотку Дину.
— Дмитрий Юрьевич, — сказал Никоненко, поднимаясь, — ваши
планы относительно Сурковой не изменились?
Лицо у министра по делам печати и информации стало деревянным.
— Что это означает?
— Все остается по-прежнему? Днем у нее дежурит сестра, а по
вечерам приезжаете вы?
— Да.
— Пожалуйста, — тон у капитана был странный, — не оставляйте
ее одну. Ни на минуту. Проследите за этой самой сестрой, чтобы она никуда не
отлучалась. И сами вечером не выходите.
— Все так серьезно? — протянул Потапов.
— Да, — сказал Никоненко. — Очень.
* * *
До Тамары Селезневой, бывшей Бориной и бывшей Уваровой, он
дозвонился очень быстро. Запугать ее грозным голосом и милицейским жаргоном
тоже ничего не стоило. Запуганная Тамара поклялась, что через полчаса приедет,
и Никоненко засел за бумаги. Дятлова с Морозовым не было, и он понятия не имел,
где они могут быть.
Скверно.
Он был уверен, что после первого же общего дела они станут
своими в доску, и начнется у них плодотворная совместная работа, как в кино про
ментов. Ничего подобного не происходило, даже полковник Печорин канул в
небытие, указаний не давал и о работе не спрашивал. Никоненко, как пришлый из
района, правила игры знал плохо и очень боялся попасть впросак.
